— Отдай немедленно! — притопнула я ногой, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
Они наверняка теперь пылают, как маков цвет.
— Я настаиваю! Он мой! Какое у тебя право брать его?!
— Раз он тебе так дорог — возвращаю. Не горячись.
Но я горячилась. Ещё как. В сердцах разорвала рисунок пополам, отчего в янтарных глазах Винтера вспыхнули опасные золотые огни как у тигра, заметившего добычу.
Какое-то время мы гневно пялились друг на друга. Потом меня схватили, с силой дёрнули и пихнули на огромную кровать, игнорируя протестующие возгласы.
— Что ты творишь?! — кричала я. — Что себе позволяешь?!
— Ничего такого, чего бы не позволял себе раньше. Ничего такого, что ты сама не позволяла бы мне!
Я замотала головой, выражая протест подобным произволом.
Винтер щурился, глядя мне в глаза. И я, теряясь под этим взглядом, тщетно пыталась разобраться в эмоциях, что он во мне вызывал.
Кузен Эммы пах разогретой солнцем полевой травой и ещё, совсем чуть-чуть, табачным дымом.
— Зачем ты порвала мой портрет?
— Потому что ты меня разозлил.
— Ты меня сейчас тоже злишь.
— Но ты меня — больше.
Мне было жарко под весом его горячего тела. Почти нечем дышать. А когда он меня поцеловал я и вовсе задохнулась.
А ведь ничего особенного и не происходило. Винтер просто склонился и коснулся своими губами моих губ, но в глазах поплыл туман. Он словно стал порывом коварного ветра, обещавшего раздуть огонь, о наличии которого в себе я даже не подозревала.
Меня сводили с ума широкие плечи, невыносимые ухмылки, растрепанные волосы цвета янтаря.
Но слава богу разойтись со своими поцелуями мы не успели. В дверь постучали:
— Эмма?
Дверная ручка заплясала вверх-вниз.
— Эмма, дорогая? Открой.
— Вот чёрт! — прорычал кузен, порывисто вскакивая. — Принесло же!
Я последовала его примеру, на ходу поправляя пеньюар, приводя себя в приличный вид.
Винтер метнулся к окну, послал мне оттуда воздушный поцелуй и растворился в ночи. Не забыв опустить за собой раму.
А я открыла дверь:
— Мама?
Перестаралась, однако. Мамой леди Диану я до сих пор не называла ещё ни разу.
Леди стремительно ворвалась в спальню, оглядывая мебель ястребиным взором и так явно к чему-то принюхиваясь, что мне стало смешно.
Я закашлялась, стараясь скрыть охватившее меня неуместное веселье.
— Ты одна? — подозрительно сощурилась она.
— С кем мне быть? — наивно распахнула глаза я.
— Почему тогда так долго не открывала?
— Задремала. Спросонья не сразу поняла, что происходит.
Она смерила меня очередным взглядом из серии «ищет и подозревает», но кивнула в знак доверия:
— Я зашла узнать, как ты себя чувствуешь после сегодняшнего инцидента?
— Эликсир сотворил чудо. Будто и не было ничего.
— Что ж? Отдыхай. Завтра сложный день.
Но я не собиралась отдыхать. Образ золотоволосого кузена не давал покоя. Кажется, он не давал покоя и моей предшественнице?
Интересно, а моё поведение не вызвало подозрений у этого красавца? Ещё раз лишнее подтверждение тому, что мужчины понятия не имеют о том, что у женщин в голове. Им это даже и не интересно.
Накинув на плечи шаль, чтобы укрыться от гуляющих по коридорам сквозняков, я направилась к Эвелин.
На моё счастье сестра Эммы ещё не ложилась. Она даже не очень удивилась моему приходу.
— Заходи, Алина-Эмма. Выкладывай.
— Что выкладывать?
— С чем пожаловала?
Я потопталась немного на месте, терзаясь сомнениями. Никогда не любила ябедничать. Но что же делать?
— Ты знаешь, что у вашей сестры роман с кузеном Винтером? — резко спросила я, радуясь, что слово уже сказано и одновременно страшась, что пути к отступлению больше нет.
Эвелин, смерив меня взглядом, молча кивнула.
— Тебе не кажется, что меня следовало бы об этом предупредить?
— Я предупреждала.
Наткнувшись на мой недоуменный взгляд, Эвелин пожала плечами:
— Говорила же, что моя старшая сестра не предмет для подражания. При условии, конечно, что собираешься подражать достойным людям. Они путаются с Винтером лет пять. Не исключено, что кузен был её первым любовником.
— Первым? — нахмурилась я. — А что? Был кто-то ещё?
— Эмма девушка больших аппетитов, горячего темперамента, к тому же любительница нарушать правила. Я наверняка знаю о пяти её признанных любовниках. Но, думаю, их было куда больше.
Признаться, в опытных руках Винтера мне тоже хотелось расстаться со своей девственностью. Которой в теле Эммы у меня в добавок давно уже и не было. Красавица Эмма распрощалась с этим атавизмом в детстве и, кажется, не жалела об этом ни минуты.
— Мужикам она умела головы крутить, этого у старшей сестрицы не отнять, — не без яда в голосе вещала Эвелин. — Для неё это зачастую был новый эксперимент, очередной трофей, развлечение. А для многих из них всё было куда серьёзнее. Они в неё влюблялись. Вот и кузен — тоже. Но, боюсь, он до конца не осознаёт, что для неё значит.
— А что он для неё значит? — на всякий случай уточнила я.
— Эмма называла их отношения домашним перепихоном. Ну не с конюхом же ей тут спать? А три месяца без секса для неё слишком много.