Пилигрим 3

Мастерская располагалась в трехэтажном здании с высокими арочными окнами забранными стеклом. Не тем, что прозрачное как слеза, а матовым. Правда, от этого света внутри меньше не стало. Высокие потолки, перекрытие из массивных балок, подшитые доской. Конечно случись пожар и тут все выгорит дотла. Зато стены устоят, и все можно восстановить.

Была мысль устроить монолитное перекрытие. Но Романов от нее отказался. Угля у него конечно предостаточно, но спрос на цемент слишком уж велик, чтобы устраивать такие изыски. Так что, он шел только на стены. Нормальная в общем-то практика.

Едва оказались внутри, как тут же поспешили избавиться от шуб. Ткачихи и вовсе трудились в одних сарафанах. И это при том, что помещение не просто просторное, но большое. Скрип дерева, перестук механизмов, разговоры и смешки работниц. Светло, сухо и тепло. Вот так и не скажешь, что за стенами зима.

— Тепло, — сообщил об очевидном князь.

— Тут несколько печей, которые пронизывают все три этажа. Да топятся углем. Пока-то все больше попусту, потому как станы лишь тут. Но потом разрастемся, глядишь еще и тесно станет.

— И сколько ткачиха может выткать полотна на таком стане за день?

— Обычного сукна, восемь локтей. Если на тот же кафтан, то чуть не вдвое выходит, — ответил Романов.

— И станов таких у тебя десятка два? — оглядев зал, поинтересовался князь.

— Да, — подтвердил воевода.

— В день выходит сто шестьдесят локтей. И сколько дней они у тебя трудятся в месяц?

— Ты немного неверно считаешь, князь. Стан может выдавать такое количество полотна. Но уж больно уж прожорлив. Пряжи на него не напасешься. Потому и ткачихи трудятся не в полную силу. Проблему эту решить пока не получается. Так что, в день вся мастерская хорошо как выдает хотя бы три десятка локтей.

— А к чему тогда так много ткачих? Ну и трудились бы четыре бабы.

— Как это зачем. Пусть набираются опыта, а как придет срок, так учениц примут, и станут трудиться в полную силу.

— И откуда ты столько пряжи возьмешь, коли сегодня ее нет? Про шерсть не спрашиваю. Поганые[4] тебя ею по самую маковку закидают.

— Мы над этим сейчас трудимся. Бог даст, научимся выделывать много пряжи. Опять же, наладили изготовление прялок. Глядишь половцы да печенеги частично станут поставлять уже готовую. Все легче будет. А пока валяем войлок. Но это временно. Как только разберемся, с этой проблемой, то развернемся в полную силу.

— Да ты эдак завалишь сукном всю Русь, — усмехнувшись заметил князь.

— Ну это вряд ли, Владимир Всеволодович, — в тон ему возразил Михаил. — Купцам сколь не дай, все мало будет.

Разговаривая с Мономахом, Романов все время наблюдал за его реакцией. Как он воспринимает все успехи воеводы. И не родится ли в его голове решение, что пора бы тут все прибрать к рукам. Но нет. Вроде бы ничего подобного не наблюдается.

Да и агентура Бориса докладывает, что князь все больше занят внедрением новшеств, и нездорового интереса не проявляет. И это радует. Однозначно немалая роль в этом принадлежит тому, что Михаил не таит секреты. Во всяком случае от русских князей. Не все конечно выкладывает, но и выдаваемое им мелочью не назвать. Иное дело, что далеко не все находит свое воплощение.

Железный инструмент, всевозможные механизмы, новаторские способы варки железа, мастерские оборудованные станками. Все это по большей части остается невостребованным в той или иной степени. Что-то находит свое воплощение, другое, так и не заинтересовывает. Вот к примеру прялки, очень даже пришлись в тему. Или привод, если его можно изготовить из дерева, пожалуйста. Впрочем опять же, не всегда.

Сложно все с новаторством. Что тут еще сказать. Но в этом-то и беда. Как бы князья не решили исправить положение путем приватизации налаженного производства. Оно ведь как. При виде чужих успехов, глазки начинают гореть. А того понимания нет, что захватив все это, сам ума можешь и не дать.

— К чему тебе столько войлока? Что ты с ним делать станешь? — вновь поинтересовался князь. — На Руси он не в чести.

— Сам же сказал, что увязать поганых выгодой хочу. А они мне столько шерсти свозят, что мне ее прямо и девать-то некуда. Не выбрасывать же в самом-то деле. А войлок он и проще, и расход шерсти больше. Что же до спроса, то он пока не в чести на Руси, — с ударением произнес Михаил.

— И чем же ты думаешь удивлять народ.

— Из войлока много чего удумать можно, что окажется полезным в суровую зиму. К примеру сапожник наш научился тачать из него сапоги. Перекрещенные невесты из половчанок научили как их затейными узорами украшать, все из того же войлока, только крашенного. Я сам предпочитаю ходить в них. Ноги не мерзнут даже при долгом нахождении в седле или на посту. Правда, обувка эта только зимняя, потому как воды боится.

Нет, Михаил вовсе не изобрел валенки, хотя их тут пока и не знают. Он говорил именно о сапогах, сшитых из мягкого войлока. Получалось вполне удобно и тепло.

— Кроме того, шьем бурки как для пеших воинов, так и для конницы. Она и всадника от холода спасает, и коня прикроет, а при случае и постелью будет, в которой можно и на снегу спать.