Я вновь двинулся по маршруту естествоиспытателя-следопыта. Но они меня окликнули. Тем именем, которое стало забываться.
Короче говоря, задержался я с ними. Ни-ни… Никаких вольностей с молодежью, из-за их коротких маечек, упаси господь… Они барахлишко свое простирнули, а переодеться было не во что. Вот и получилась двусмысленная ситуация.
Посидели. Поговорили. Спели про «подмосковные вечера». Они-то слова лучше меня помнили.
Между делом, эти добрые юноши-паломники рассказали, что искали меня с определенной целью, передать задание. Перед тем как сказать эти важные слова они, несмотря на сникшее собственное достоинство, перешли на торжественный шепот и приосанились… Но пока искали меня, ходили взад-вперед, у них какие-то бандиты, вместе с едой и одеждой забрали предохраняющие от болезней лекарства, а здесь сыро и малярийно. А главное забрали вшитый в ветровку новый приказ для меня. Произнеся берущие за душу правдивые слова, они опять уныло понурились.
Спасибо служивые, хоть не прибыли с миссией ликвидации. Послать бы их подальше. Да нельзя. Люди они, сами по себе подневольные… Но симпатичные. Наверное, за то чтобы получить эту командировку им пришлось выдержать не одну жаркую схватку.
Выслушав печальную руну, я их пожалел. Достал полученный от Махмуда, и, на всякий случай припрятанный кусок терьяка, да и отдал его служивым. Обстоятельно объяснил и показал, как этим «смак-богатством» пользоваться. Оказывается, они уже знали. Пожевали «солдатики» этого десерта. Не выплевывали, проглотили. С непривычки, ощущение полета пришло к ним быстро. Они стали им активно пользоваться. И было им хорошо.
Ребята «поплыли в светлую даль», а я пошел дальше.
Во время спешного удаления от их первобытной стоянки, больше напоминающее постыдное бегство, появилось у меня желание, никогда больше с ними не встречаться.
Мой портрет со стены бара, только после взрыва горы сняли. За ненадобностью. Платить гонорар и премиальные в случае отлова изображенного уже было некому, а вопросы остались. Откуда, попавшиеся на моем непростом пути соколы-спецназы, узнали обо мне? Как вспомнили? Кто надоумил? Ума не приложу.
Пока я шлялся и лечился по военным базам, ранее соперничающие ведомства видимо, начали обмениваться информацией на обоюдовыгодной коммерческой основе? Или снова проблема «крота»?
Ежась от неизведанного и кутаясь в одеяло непривычного, выдвинулся в заданный квадрат. Там было затхло. Пахло прокисшей капустой. Ничего не согревало. Вместо денег, с которыми я мог бы смотаться куда подальше, я имел состарившуюся газету. Выбор невелик.
Походил, посмотрел. В очередной раз убедился. Странные эти туристы люди. Еще более странные существа — их начальники. Какую они цель ставили этому цыганскому табору, когда его сюда направляли?
А сейчас, что они от меня хотели? Чтобы я им нашел трехмесячные следы крови на листве и указал на того, кто эту кровь выпускал?
Ну, нашел я там место, где кто-то, когда-то стоял засечным лагерем. Видны порубленные деревья. И что? Танцевать мне по этому поводу?
Там даже место кострищ не было видно, так здесь все быстро подлеском зарастает, упавшей листвой заметает.
Покружил вокруг найденной, предполагаемой стоянки. Походил с рассеянным видом. Палкой поковырял в опавшей листве. Посмотрел вверх…
Пошел по часовой стрелке нарезать круги, увеличивая диаметр.
В километре от точки поисков нашел прикрытые маскировочной сеткой богатые посадки мака. Подальше от людей растут незамысловатые кустики. Хоронятся, скрываются. У нас в смоленских лесах, на границе с белорусами очень похоже располагаются лесные самогоновареные заводики. Обычно их охраной занимается вся деревня. Значит и здесь должны быть людишки.
Как на посадки набрел, так сразу и понял. Давно пытливые глаза меня заприметили. И продолжают смотреть. Что я такое из себя есть и что я буду есть. Народная примета по этому поводу говорит: «появились каламбуры, значит морде битой быть».
Не следует думать, что я не понял, куда попал. Все я распрекрасно уразумел.
Все это тщательно охраняемая, сырьевая база на общественном доверии. Для других, не наделенных доверием сверхсекретная зона. Просто так здесь болтаться, собирая образцы гусениц и гербарии — не просто опасно, а опасно для жизни — слишком разнообразна природа и ее обитатели.
Стал я от испуга в нервном припадке рвать маковые головки и быстро засовывать себе в рот, пытаясь казаться тем, кем я на самом деле и являюсь.
Грусть размышлений о превратностях судьбы ботаника, связанных со сбором гербария, была прервана появлением «товарища Калашникова». За ним появился и человек держащий его в руках. Это было красиво. Из сплошной зеленой стены, в таком же камуфляже, вышел вооруженный парень и стал оценивающе смотреть на меня.
«Что-то поздновато вы, ребята, появились. У меня уже лицевые мышцы не могут держать такое количество зелени во рту». - без злобы отметил я про себя.
Вышедший, близко не приближаясь, издали внимательно осмотрел меня и крикнул в сторону, на местном диалекте: «У него ничего нет…»