Пилигрим (СИ)

В Мавераннахре, в городе во всех смыслах более скромном, нежели сияющие алмазы подлунного мира Багдад или Дамаск, роскошное богатство и изысканные наслаждения не выносятся за стены домов, специально к тому выстроенных, а сохраняются в них, как драгоценный жемчуг внутри прочных створок устрицы, мои дела караванного водителя закончились тотчас же, как ведомые мною вступили под сень караван-сарая, что предназначался особым порядком для торгового люда, и я получил свою плату за пройденную часть пути (надо сказать, в мои обязанности входило не только довести караван в Мавераннахр, но и проводить его дальше, чтобы в конце пути войти в Мекку, откуда мы и выходили), и намеревался употребить полученные деньги в звонкой монете для собственного удовлетворения, приобрести на них кое-что из одежд и из необходимых припасов, а еще известную часть употребить на удовольствия, предлагаемые в местах, назначенных для того, и отдохнув некоторое время, вызнал у служащих караван-сарая, где и что возможно получить из того, и какую цену за это спрашивают.

Каждый же город, что мы проходили, имеет в себе, кроме особенного мастерства, которым его насельники в основном и живут, еще и особенные удовольствия. Так, в Герате примечательными почитаются собачьи бои, в которых стравливают специально выведенных для этого бойцовых псов, крупных, мускулистых, с огромной разверстою пастью, переполненной острейшими клыками, с обрубленными ушами и хвостами, и ни на что эти собаки более не годны, кроме как вцепиться в глотку сородичам своим; зрители же весьма возбуждены бывают, ведь драки эти отменно жестоки и часто ведут к смерти зверей в удовольствие публики, готовой рискнуть последним в азарте и поставить на кон все имение свое, и нередки случаи, когда тот, от кого отвернулась удача, проигрывал и дом, и имущество, и жен своих, и детей, да и собственную свободу, обращаясь в невольника по велению снедавшей его страсти, а уж жалеть-то поздно! В Истанбуле в обычае игра на деньги, а уж как она ведется - не суть важно, в три кости ли, или в пять костей, или в нарды, или в шахматы, или в порицаемые истинно верующими карты, потому что выигрыш достается лишь тому, кто поставил игру своим ремеслом, и не столь уж он искусен в игре, сколь изощрен в обмане захваченного азартом. В том же Багдаде играют на музыкальных инструментах, да так искусно, что слушающие платят, не считая, или за то, чтобы мелодия, рвущая душу, не прекращалась, или за то, чтобы сия музыка не звучала более, воистину же сказано персиянами: музыка есть стеклянный нож, который режет нам душу. Там же возможно побывать и на состязании поэтов, изображающих звучными словами и восторженными эпитетами все, что вокруг - и славу военных походов, и доблести в любви, и удовольствие от вина, и достоинство владетелей тех мест, что на фарси звучит завораживающе... если бы только поэты, сладостными касыдами нас ублажающие, в погоне за звонким металлом не вели себя среди своих же собратьев по ремеслу, аки голодные псы, готовые разорвать слабейшего, или как птицы в курятнике, всегда гораздые клюнуть ближнего и нагадить на нижнего. Сказал же однажды Фирдоуси:

- У поэтов есть такой обычай -

в круг сойдясь, оплевывать друг друга, -

и скажу тебе, пусть мои слова будут тому свидетельствовать, что великий стихотворец в горечи своей нисколько не приукрасил происходящее на турнирах, где могут и пхнуть, и выбранить, и припомнить недостатки былые и мнимые, да и в бороду вцепиться способны в раже.