Пилигрим (СИ)

Отряхнув заботы о караване с ног своих, перво-наперво я спросил у содержателя караван-сарая баню, которая в этом заведении наличествовала, как и положено в них, с парным отделением по турецкому образцу, то есть с комнатою о восьми углах с тремя ступенями мраморных скамей - для любящих слабую, сильную и невыносимую жару, в которой пар стоит наподобие дыма или густейшего тумана, так что пальцев протянутой руки совершенно не видать, а еще пар делается сдобренным маслом розы и маслом эвкалипта, и маслом пачули, и маслом лаванды, и многими другими ароматами, название которых мне вовсе неизвестно, хотя немного восточных базаров, где пряностями торгуют в изобилии, мне посетить не удалось. В означенном помещении я пробыл настолько долго, насколько хватило только моего терпения, полной грудью, иссушенной многодневными странствиями, хватая упоительно влажный воздух и выхаркивая пыль и грязь, скопившиеся внутри меня за время пути. Волосы мои и борода напитались водою наподобие греческих губок, что привозят из Самофракии, которые способны запасти в себе воды более, чем позволяет их объем, на целую четверть, а на выдубленной солнцем и ветром коже проступили телесные тона, позабытые мною за время странствия. Силы мои иссякали и таяли в небесном наслаждении, и сердце уже его не выдерживало, тщась вобрать в себя блаженство до последней капли и переполняясь им, как чаша вином в руках нерадивого (а может - щедрого) виночерпия, и дабы не расплескать содержимое, я вышел из парильной и перешел в мыльную, где отдался в сильные руки умелых банщиков, кои натирали меня маслом оливковым и щелоком из морских водорослей, скребли меня стригелями, разминали прутьями ивы и стеблями камышей, давили напряженные мускулы семенами лотоса и мелкими грецкими орехами, расчесывали спутанные волосы на голове и на бороде пальцами и гребнями - сначала редкими деревянными из олеандровой середины, потом роговыми более частыми, а под конец тонкими гребнями из слоновой кости, в результате чего хотя часть волос и была выдернута с корнями, но промеж ними не осталось ни единого загрязнения ни от травы, ни от песка, ни от докучливых насекомых, гораздых заводиться от вынужденного в дороге небрежения. Потом банщики поместили меня в наполненную горячей водою, почти что кипятком, медную ванну, подогреваемую угольями, и в ней отмыли меня дочиста, так что по выходу из нее красным цветом разгоряченной телесности напоминал я более всего омара, отваренного в крепкосоленом отваре с пряными травами и готового для стола, а потом меня, обернув в простыню, приняли умелый цирюльник с напарником-костоправом, и пока костоправ сильными ручищами разминал мне плечи и икры, цирюльник прибрал в порядок волосы и бороду, а также умело вырезал четыре или пять мозолей, да так искусно, что кожа осталась гладкою, как у младенца. А как усилия цирюльника завершились, костоправ повалил меня на специально устроенное там каменное возвышение и уж отвел душу, выворачивая конечности мои из суставов, встряхивая всем телом до зубовного лязга ради облегчения позвоночника, похлопывая, выкручивая, пощипывая, прихватывая, проминая кожу и мышцы и наступая ногами и всем грузным телом своим надавливая на грудь и спину мою. От его энергической работы стало тело мое налитым не тяжкой усталостью дороги, а исполненным сладостной истомой, как персик в спелом виде своем наполняется нежной сладостью мякоти. Подхватив на руки, аки дитя, костоправ поднял нагое тело мое и с силой швырнул в неглубокий бассейн с прохладной и чистой водою, чтобы я пришел в себя и сознание мое возвратилось из горних высей, куда воспарило, ближе к земной юдоли, ибо наслаждение способно постигнуть не иначе, как прервав его истечение, а не во время самого наслаждения, когда никаких таких мыслей не образуется, воистину - лицом к лицу лица не лицезреть.