Пилигрим (СИ)

- Слова господина моего, посланные мне одной, не имеют значения, но если он говорит против всего женского рода, то оскорбляет создателя, ибо ведомо, что ничто на этом свете не возникло само по себе или само из себя, а не иначе, как по воле и по помышлению вседержителя. И если есть женщина на земле, существо слабое и болезненное, и скорбное плотью и невеликое душою, и полное словами и недостаточное размышлениями, и сластолюбивое, и падкое на блеск камней и золота и на запах спелых плодов и сладость шербета и халвы, то все перечислимое суть не иначе, как по промыслу величайшего, и кто есть ты, чтобы усомниться в нем? По его воле есть женщина как она есть, и смирись, и прими создание божье таким, как создано оно, не оскорбляя сомнением и неверием всемогущего и творение его. Останови же поток слов своих и удержи в себе обиды свои, и смолчи за обиду на самого себя и на слабые силы твои, ведь никто не всевластен из живущих ныне, и султан, и владыка народа многочисленного, и царь царей и мудрец мудрецов - все они, великие в земной юдоли, ничто, пыль, прах и тлен, перед создателем и непостижимой мудростью его. Дабы никто из живущих не имел никакой возможности забыть о всепроникающем могуществе, были даны создателем знаки, на каждого человека возложенные, вот, и наивеличайший владыка многих людей и самодержец великой страны, и наинижайший раб, не имеющий ничего своего, даже повязки для сокрытия чресел, даже воли над жизнью своей, равны перед всемогущим, обязавшим и первого, и последнего из живущих принимать пищу и опорожняться после нее, и страдать болезнями, и умирать по достижении срока назначенного. Но скажи мне теперь словами старейшины, что заповедовал он тебе и что из того ввергло тебя в сомнения?

И я усовестился, и рассказал ей, и разделил с ней мудрость, оставленную мне старейшиной, и до сих пор не жалею содеянного, что иному человеку показалось как бы уничижением собственного достоинства и уменьшением величия правителя. Но только самонадеянный глупец считает собственную мудрость превыше всякой любой другой, и от того впадает в неприятности. Многие века жившие до нас говорят, что мудрость, воспринятая хотя бы и от человека ниже тебя, и от недостойного раба, и от злейшего врага, все равно остается мудростью и только дураку не дано воспользоваться ею. И если женщина, умудренная годами и одаренная всевышним светлым умом и ясной памятью, а также кротостью речей и вниманием и почтением, говорит тебе мудрые слова, не отвращай лица своего от нее и да будут уши твои и душа твоя открыта ей. И я рассказал мудрой:

- По словам Бен Ари, в истинности коих мне нет оснований сомневаться, хотя состояние раны у старейшины и не давало ему возможности не обращать внимания на телесное страдание, по его мудрым словам я ясно понял, что предмет нашего перехода должен был бы располагаться не далее, чем в одном фарланге от места, где мы оставили лагерем часть нашего народа перед тем, как отправились сюда. Приказал он мне, что следует направить стопы наши к восходу солнечному, что мы и сделали, однако же, по его словам, в конце нашего дневного перехода мы должны были узреть некое место каменное наподобие груженных товарами верблюдов, то есть, как открылось мне, должны быть несколько холмов из камня, которые издали как верблюжьи горбы выглядят, но осмотрись сама - вот наш переход завершен, но только нет никаких холмов, которые можно было бы счесть хотя бы отдаленно цепочкой верблюдов, и тут мудрость старшего стала недоступной мне, и дальнейшего пути мне неведомо.

- Что же почтенный старец говорил тебе про время пути? - спросила меня мудрая.

- Время пути - дневной переход, а протяженность не столь велика - один фарланг или около того, и это заповедание было нами исполнено. И вот, в конце нашего пути нет тех памятных знаков, о которых было сказано, видимо, по моей неопытности мы сбились с пути и ушли неведомо куда, прямо в смертельные объятия пустыни.

В тяжкой задумчивости и молчании мы провели несколько времени, а затем мудрая женщина произнесла:

- О Элиа, владыка мой, каким же способом ты избирал направление на восход, которым затем и прошел наш малый караван, в котором места верблюдов заняли ишаки, а места купцов - слабые женщины и дети, а место водителя каравана судьбою было предназначено тебе? Заклинаю тебя, вспомни каждое слово, произнесенное покойным перед его нелегкой кончиной в отдалении от земли предков его, в безвестности, нищете и недостойных его мучениях, от руки ближнего его свойственника приобретенных, беспричинно и вероломно нанесенных. Вспомни его истинное слово, как будто только сейчас оно попало в твой слух!