Пилигрим (СИ)

Около меня одесную расположилась Мудрейшая, пожалуй, единственная из всех предвидевшая возможные пути нашей дальнейшей жизни. Многие из открывающихся ее внутреннему взору дорог отнюдь не радовали ее, но она была готова сносить как доброе, так и худое во имя и во благо Джариддин, и была мне самым преданным союзником и мудрым советчиком. Около нее притулилась еще одна женщина близкого ей возраста, которую прозывали Голда, однако, как часто бывает среди людей, число прожитых лет не прибавило ей мудрости и светоч ее разума сиял не сказать, чтобы очень ярко. Главным смыслом жизни Голда почитала исполнение дела, которое, однако, ей кто-то должен был поручить, потому что сама она совсем не мела способности узнать, что же должно быть сделано в то или иное подходящее время; имея же приказание сотворить то-то и то-то, она со всем возможным тщанием и старательностью делала это, но не более того, и только лишь приказание оказывалось выполненным, как сия женщина прекращала всякую деятельность, даже если обстоятельства требовали незамедлительно делать что-то еще, и эта особенность ее странного душевного строения зачастую производила вреда не менее, чем пользы. При всяких прочих событиях я никогда не взял бы ее для каких бы то ни было надобностей, но горе мое в том и состояло, что выбирать из моего малочисленного народа особенно не приходилось, потому что это все равно был бы выбор плохого из худшего, и я смирился. В нашем нелегком путешествии Голда исполняла всякого рода рабочую повинность и делала ее добросовестно, и я полагал, что и того довольно с нее. И сейчас, у очага, она следила за огнем, как ей было приказано Мудрейшей, и бездумно вглядывалась в мерцание искр на затягиваемых легким сизым пеплом угольях.

Прямо передо мною, по ту сторону очага, сидела молодая женщина Рахель, вынужденная оставить своего первого ребенка - не отнятого от груди мальчика - на попечение старых да малых, и я заметил, что беспокойство о ребенке занимает ее без остатка, так, что она вкушала скудную пищу механически, не ощущая ее вкуса и не отдавая себе отчета в том, что она ест и для чего сие надобно. Видя следы мучительного размышления на ее лице, я бессловесно поклялся ускорить наше возвращение ради спокойствия ее души, и обратился к ней по имени:

- О Рахель, не печалься, время твоей разлуки с ребенком близится к концу. Вними слову моему, не далее чем через день ты воссоединишься с ним и душа твоя возрадуется. Не следует же сейчас впадать в отчаяние, испытания наши велики и многие из них еще только предстоят, но завтра будем нести завтрашнюю ношу, а сегодня живи тем, что есть сегодня. Прошу тебя, вкуси несколько от нашего бедного дастархана, чтобы у тебя возникли силы вынести дальнейшую дорогу.

Рахель кротко взглянула на меня из-под плата, укрывающего ее роскошные темные волосы, наподобие пенящейся морской волны стремящиеся с затылка вдоль ее стройного стана и по дороге окутывающие непокорным потоком шею и плечи. Она была даже несколько моложе меня, пригожа лицом и обладала славным характером. Муж ее, как и мужья прочих женщин, оказавшихся на моем попечении, дерзнул испытать судьбу и отправился в набег, бросив ее с ребенком без защиты и без средств для пропитания, и это сломило ее прежде веселый нрав и наполнило душу печалью и растерянностью. Навряд ли мои слова развеяли ее печаль, но мне казалось, что именно в таком утешении она нуждалась более, чем в пище и воде.

Другие две женщины, умудренные жизнью и повидавшие многое, но более из того - хорошее и достойное их положению, хотя и превосходили меня возрастом, однако в матери мне отнюдь не годились. Они также были обременены детьми, причем частью совсем младенческих лет. Одна женщина, по имени Рехавия, имела на руках четверых малышей-погодков, из которых лишь один мальчик в отдаленном будущем мог бы стать опорой и надеждою рода, тогда как сейчас он только в изобилии пачкал свивальники и басовито подавал голос, чувствуя голод или иное неудобство для своего детского состояния. Девочки, рожденные Рехавией, покуда еще не вышли из детских лет и ни на что не годились, почему я оставил всех ее детей на попечении старух в нашем становище.