Пилигрим (СИ)

Справедливости ради скажу, что бегство, каким бы тяжелым, опасным и непредсказуемым предприятием оно не являлось, тем не менее, на деле проходило обычным порядком, разве что было несколько более сумятицы и торопливости при снятии с бивака да более обычных мер предосторожности, когда появлялась необходимость остановиться на ночлег и устроить очаг, тут приходилось делать особые заслоны из камня и песка, дабы огонь очага не был виден ненадлежащему наблюдателю со стороны, а ведь в пустыне ночью его можно рассмотреть на расстоянии пяти и более фарлонгов, что становилось особенно опасным для преследуемых беглецов вблизи неприятеля. И мы уже вскорости притерпелись к особым обстоятельствам нашего путешествия, и даже дети, напуганные происшедшим с нами, почали воспринимать сопутствовавшие нам неудобства, как нечто обыденное. Так наше путешествие, в котором мы все дальше и дальше уходили вглубь пустыни, длилось более месяца, а мы, переходя от одного вади к другому, покидали привычные и обжитые нами места, преследуя единственную цель - проложить между нами и ополчившимися на нас вероломными сородичами так много безжизненного и пустого пространства, как это только возможно, учитывая слабость наших сил и ограниченность запасов, пополнить которые было почти невозможно. Некоторые вади сохраняли в глубине своих скал небольшие водоемы, становившиеся редкими водопойными местами для всех насельников округи, они же давали питье и нам, хотя состояние воды в них было прилично лишь самым нетребовательным к чистоте животным, но не людям, однако ничего иного не оставалось, и мы вынуждены были готовить тухлую грязную воду, подолгу кипятя ее на очаге, чтобы утолить жажду и взять в дорогу с собою некоторый запас. Там же случалась и некоторая растительность, часто засохшая, которую наши ослы и овцы поедали с жадностью, потому как ничего иного предложить им не могли. Из пропитания нам приходилось время от времени уменьшать малое стадо баранов еще на одну голову, чтобы в течение некоторого времени иметь еду, способную обеспечить нас силами, поддерживающими в дороге. И вот, по истечении длительного времени тяжкого и монотонного пути, мы увидали на горизонте не очередные скалы, возможно скрывающие за собою небольшой водоем, и верхушки пальмовых деревьев, и не столько обрадовались возможному завершению изгнания, сколько насторожились и стали держать совет в отдалении от оазиса, сулящего отдохновение и наслаждение дарами финиковых и прочих дерев, вкус свежих плодов которых мы уже успели позабыть.

Однако кто же владеет сим чудным местом среди песков и чего ждать от этого народа? Вот главный вопрос, терзавший наши сердца, истомленные в дороге и принужденные принимать судьбоносное решение, от которого, воистину, зависит жизнь и смерть. Ведь не секрет, что в отдаленных и сокрытых от всякой власти местностях процветают самые уродливые пороки и намерения, а люди там, если только можно их именовать гордым человеческим наименованием, потворствуют своим самым извращенным желаниям и низменным побуждениям, отчего они делаются опаснее и свирепее самого ужасного хищного зверя, а уж попасть к ним в руки, избегнув множества иных зол и выйдя, хотя и с превеликими потерями, живыми из самого глаза бури, мы совершенно не намеревались. И мы укрылись среди скал, так, чтобы имея в прямой видимости оазис, самим находиться в естественном укрытии и озирать окрестности без риска быть замеченными и подвергнуться нападению. Благодарение судьбе, в это время мы уже не имели при себе иных животных, кроме шестерых ослов, навьюченных достоянием нашего народа, и малого количества припасов, так что не имели потребности укрывать еще и неразумных баранов, удерживать которых в повиновении нашими ограниченными силами было почти невероятно. Итак, распорядившись всем и каждому по возможности скрыться и скрыть поклажу, я стал держать совет с Мудрейшей. Она же, восприняв мою просьбу с должным вниманием и уважением, сказала:

- О, Элиа, прими еще один совет - призови к размышлению и решению Лебану, ибо мысль ее остра наподобие дамасского кинжала, который ты даровал ей из сокровищницы народа твоего, а рассудительность превыше всяких похвал, и немного найдется среди мужчин, сравнившихся с Лебаною в предусмотрительности. Призови ее, и не пожалеешь о решении своем.

И я размыслил, что совет Мудрейшей к месту и ко времени, ведь число народа моего и без того невелико, и каждый из дельных советчиков укреплению силы и хитрости служит. И я спросил:

- Отчего же только Лебану в советчики прочишь, о Мудрейшая? Или же остальные женщины народа моего умом не хороши?