Пилигримы

Ночь, надо признать, выдалась на редкость темной. Как раз для дьявольских козней, по мнению Вальхайма. Герцог Бульонский настоятельно посоветовал Одоакру, держать подобные выводы при себе. Благородный Гийом изо всех сил пытался сохранять спокойствие, но ему это плохо удавалось. Кроме всего прочего герцога мучила мысль, что под влияние дьявола попал Робер Першский, брат короля, надежда Франции. А иначе чем еще можно объяснить его интерес к благородной Талькерии?

– Причем тут Робер, – удивился Сен-Лари. – Все же знают, что Талькерия неравнодушна к Луи де Лузаршу.

– Родному брату Гвидо де Раш-Русильона, – дополнил болтливого шевалье маркиз фон Вальхайм.

Это известие стало настоящим ударом для впечатлительного Бульонского. Гийому стало плохо в тот самый момент, когда отважные охотники уже готовы были следовать за графом Тулузским к спальне его жены. Валенсберг и Сен-Лари успели подхватить падающего герцога под руки. Одоакр метнулся к столу, где стоял кувшин с вином, а епископ Лангрский попытался привести благородного Гийома в чувство.

– Тебя кто за язык тянул! – зло прошипел маркиз на легкомысленного Роже.

– Так ведь все об этом знают, – попробовал оправдаться тот, но в этот момент вдруг раздался такой вопль ужаса, что у всех присутствующих, включая очнувшегося Бульонского, волосы встали дыбом.

Одоакр и Вальтер первыми достигли места происшествия. Граф Тулузский кулем лежал на полу, а в глубине спальни стояла на ложе обнаженная женщина и ошалело смотрела на суетящихся в дверях шевалье. К счастью, благородная Мария быстро опомнилась и успела накинуть на себя блио раньше, чем в ее спальне появился епископ Лангрский. Возможно, графиня Тулузская и устроила бы скандал наглецам, ворвавшимся среди ночи в опочивальню, но ее удержало присутствие святого отца и беспомощное положение мужа, так и не нашедшего в себе силы, чтобы встать на ноги. Благородный Альфонс-Иордан скончался на руках Вальтера фон Валенсберга. В последнее мгновение своей жизни он пытался что-то сказать своим друзьям, но одеревеневший язык отказался повиноваться ему раньше, чем душа успела покинуть тело.

– Его хватил удар, – пояснил шепотом герцог Бульонский, имевший некоторые познания в человеческих немочах.

– Так он видел инкуба или нет? – спросил перепуганный Сен-Лари.

Увы, этот его вопрос таки остался без ответа.

Глава 6 Осада Дамаска.

Атабек Маннуддин Унар оказался очень прижимистым человеком. Все усилия Эркюля де Пралена и присоединившегося к нему Лаваля выдавить из старого сельджука двадцать тысяч денариев закончились ничем. Сердце Унара дрогнуло лишь тогда, когда пришли первые известия о выдвижении армии крестоносцев из Иерусалима к Дамаску. Но даже в этот роковой для его города час Маннуддин отказывался верить в очевидное. Понять атабека было можно. На протяжении десяти лет он умело маневрировал между крестоносцами и сторонниками Зенги, давая обещания и тем, и другим, но неизменно сохраняя собственную позицию, выгодную лишь для него и жителей древнего города. Дамаск ничего не получал от войны, зато мир гарантировал ему первенство в торговле между Иерусалимом и Багдадом, между Триполи и Антиохией с одной стороны и фатимидским Каиром с другой. Старый Унар никак не мог взять в толк, почему именно Дамаск крестоносцы выбрали для своего похода. Дамаск в последние годы выступал скорее союзником Иерусалима. Не из любви к христианам – нет. Просто у них был общий враг – сначала атабек Зенги, а потом его беспокойные сыновья. Взятие Дамаска ничего не давало франкам, поскольку опасность, нависшая над тремя их графствами, Эдесским, Антиохийским и Триполийским, не только не уменьшалась, но возрастала многократно. Падение Дамаска неизбежно всколыхнет весь мусульманский мир, и у атабека Мосула Сейфуддина не будет отбоя в добровольцах, готовых умереть за веру.

– Неужели христиане Иерусалима этого не понимают? – воздел к небу иссохшие руки Унар.

– Поймут, – утешил его Прален, – если ты заплатишь им сорок тысяч денариев.

– Ты же говорил – двадцать тысяч?!

– Обстоятельства изменились, – вздохнул шевалье де Лаваль. – Одно дело задержать армию в Иерусалиме и совсем другое развернуть ее от стен Дамаска. Ты слишком долго выжидал, почтенный Унар, чтобы сейчас отделаться полумерами.

– Хорошо, – скрипнул зубами старый сельджук. – Вы получите все, что пожелаете.

Довольный Прален отправился к эмиру Мосула с письмом правителя Дамаска, содержащим мольбу о помощи, а Герхард де Лаваль поспешил навстречу обезумевшей толпе, идущей убивать во славу Христа, который никогда не просил их об этой услуге.