Пилигримы

Манасия де Роже потерпел едва ли не самое оглушительное поражение в своей жизни. Благородная Мелисинда хоть и не выдала его заговорщикам, но дала понять расстроенному коннетаблю, что спасение дураков от пеньковой веревки отнюдь не входит в круг обязанностей правительницы Иерусалима. Это был удар, способный сбить с ног любого, даже самого твердого человека, но Манасия его выдержал. Он даже не пытался оправдываться перед королевой, ибо, прежде всего, провинился перед самим собой. Надо быть уж совсем законченным идиотом, чтобы верить таким авантюристам, как Герхард де Лаваль. Этот жалкий раб эмира Нуреддина обвел вокруг пальца одного из умнейших людей Святой Земли. Правда, у этого негодяя был союзник, в чем Манасия вынужден был признаться самому себе, – жадность. И хотя большую часть денег, полученных от Лаваля, пришлось раздать корыстолюбивым баронам, все-таки сорок тысяч денариев остались в руках у коннетабля. Роже стал бы едва ли не самым богатым на Востоке человеком, если бы монеты, которые он прятал в своем обозе, оказались золотыми. Увы, на руках у Манасии осталась бронза. Нельзя сказать, что он раньше не сталкивался с подделками, но такой тонкой, можно сказать даже филигранной работы ему видеть не доводилось. Любой другой человек на месте шевалье де Роже, наверное, лишился бы разума, перебирая позолоченные монеты, а он всего лишь размышлял над тем, где и как можно использовать этот дар самого лютого своего врага, которого он в ослеплении принял за лучшего друга. Справедливости ради следует признать, что встреча с Герхардом де Лавалем не вышла для Манасии совсем уж безнадежно проигрышной. Этот негодяй избавил коннетабля от самого упорного и могущественного врага, который наверняка бы уничтожил шевалье де Роже, если бы остался жив. Из понесенных убытков в сорок тысяч денариев можно было смело вычитать те самые пять тысяч, которые не были уплачены Роже хитроумному Герхарду, будь он трижды проклят.

– Подсчитываешь убытки, коннетабль, – прозвучал вдруг за спиной Манасии спокойный голос.

Прежде чем обернуться, шевалье де Роже нащупал рукоять ножа, лежащего на груде фальшивых монет. Манасия всегда отличался физической ловкостью и в совершенстве владел всеми видами оружия, в том числе и метательного. Он почти не сомневался в своей способности убить человека, неожиданно вставшего за его спиной. Но это почти заставило коннетабля призадуматься. К тому же он не узнал по голосу говорившего, а это могло привести к роковой ошибке, расплатой за которую вполне могла бы стать его жизнь. Именно поэтому Манасия обернулся к гостю с самой любезной из своих улыбок на устах.

– Филипп де Руси, – представился незнакомец и без приглашения присел к столу. – Садись, шевалье де Роже, наш разговор будет долгим.

– Если мне не изменяет память, то этот дом принадлежит мне, – усмехнулся Манасия, но совету пришельца все-таки последовал.

– Пока да, – не стал спорить благородный Филипп, пристально разглядывая своего собеседника.

Коннетабль никогда не сталкивался с владетелем Ульбаша, зато много слышал о нем. Этот человек слыл едва ли не самым отчаянным интриганом в Святой Земле. Говорили, что он сумел укротить взбалмошную Алису сестру Мелисинды и почти единолично правил Антиохией, оттеснив на задний план Раймунда де Пуатье. Именно благородный Филипп де Руси, подавил мятеж в Триполи и вернул сыну благородной Сесилии уже утерянную им графскую корону. После смерти Алисы этот человек сумел договориться с византийцами, вторгшимися в земли Антиохии, и сохранил границы графства практически в неприкосновенности. В последние годы о нем почти не упоминали, по слухам, он уехал в Византию, ко двору басилевса Мануила, привечавшего антиохийских шевалье. И вот этот человек вернулся, дабы предъявить Манасии какой-то счет.

– Я действовал в интересах Иерусалимского королевства, и ты, благородный Филипп, должен это понимать. Взятие Дамаска обернулось бы катастрофой не только для нас, но и для Антиохии. Воинственные европейские короли приходят и уходят, а мусульманские эмиры остаются, чтобы мстить нам за чужую вину.

– Кто тебе подсунул фальшивые монеты? – спросил Филипп.

– Один подлый анжуец, – поморщился Манасия. – Когда-то он состоял в свите короля Фулька, но был изгнан за какую-то провинность.

– Герхард де Лаваль, – процедил сквозь зубы гость.

– Ты его знал? – удивленно вскинул бровь коннетабль.

– В первый раз я едва не убил его в Триполи, во второй – в Любеке, на другом краю земли.

– Вот видишь, благородный Филипп, оказывается, я расплачиваюсь за твои промахи, – усмехнулся Манасия.

– Я ценю твой юмор, коннетабль, но мне хотелось бы знать, что тебе предлагал этот человек.

– Он предложил мне заплатить за смерть Гуго де Сабаля пять тысяч денариев.

– И ты согласился?

– Я отказался, – нахмурился Манасия. – Смерть графа Галилейского не решала всех моих проблем. Но если бы он предложил мне устранить всех крикливых сторонников принца Болдуина – я бы подумал. У Герхарда де Лаваля были свои счеты с Гуго де Сабалем, и он убил его совершенно бесплатно.

– А фальшивые монеты?