Пилигримы

Знакомство Комнина со скифами едва не началось с грандиозной драки. Сиятельный Андроник маялся с похмелья, кроме того его душила обида на басилевса, а потому он позволил себе лишнее в присутствии скифских бояр. Не следовало бы двоюродному брату императора называть князя русов узкоглазым дикарем. Собственно, Комнин не собирался никого намеренно оскорблять, просто он не знал, что его новые знакомые в совершенстве владеют греческим языком. Хорошо еще, что его не слышал сам князь Андрей, занятый разговором с Фридрихом Швабским. Зато Ростислав Лют, не замедлил высказать все, что он думает о внешности Андроника и его умственных способностях. Обмен любезностями происходил на конюшне ипподрома, куда Алексей Котаколон привел большую компанию, дабы благородные мужи смогли оценить стати коней перед предстоящими на следующий день состязаниями. К счастью, у спорщиков не было оружия. Что не помешало Андронику бросить вызов суздальскому боярину. Борьба началась здесь же на виду у изумленных подобным оборотом дела конюхов. Рус и византиец были приблизительно одного роста и сходного телосложения, поэтому по внешнему виду трудно было отдать кому-то предпочтение. Судьей в дурацком и неуместном, по мнению Алексея, споре вызвался быть Михаил Палеолог. Двое крепких молодых мужчин довольно долго топтались на одном месте, пугая своим пыхтением лошадей. Наконец, Лют изловчился и, падая, сумел перебросить своего противника через голову. К сожалению, его торжеству помещал один незначительный, но весьма огорчительный факт, оба спорщика угодили в конское дерьмо, чем позабавили всех без исключения зрителей. Тем не менее, Андроник свое поражение признал и пригласил всех присутствующих в Анастасьевы бани, находившиеся неподалеку. В бане спорщики окончательно примирились и даже пустили по обычаю русов братину по кругу. Обычай этот страшно понравился Андронику, и он пообещал ввести его в обиход на константинопольских пирушках. После столь многообещающего начала Комнин назвал Люта другом и пообещал удивить своих новых знакомых зрелищем, редким даже для Востока. Пир, начатый в бане, продолжился во дворце Андроника, где в качестве главного угощения выступили халдейские маги, дышавшие огнем и дымом. Боярин Блага, не верящий в чудеса, решил, что его обманывают и поплатился за свое недоверие опаленными волосами. Огонь оказался настоящим, что он и вынужден был с сокрушением признать. После того, как один из магов пронзил другого узким прямым мечом, благородный Фридрих попросил прекратить представление. Но убитый маг неожиданно ожил, чем потряс до глубины души как скифов, так и алеманов. Ростислав Лют и барон Гаспар Зальцбургский внимательно осмотрели тело мага, но не нашли на нем даже царапины. Князю Андрею больше всего понравились мимы, разыгравшие сцену похищения аргонавтами золотого руна у колхидского царя. Алексею Котаколону пришлось пересказать удивленным Андрею и Фридриху древнюю легенду о герое Язоне и царевне Медее, убившей собственных детей для того, чтобы отомстить неверному любовнику. Поведение жестокой дамы осудили все присутствующие на пиру благородные господа. Разговор плавно перешел на женщин, тему во всех отношениях благодатную. Говорили в основном о коварстве дочерей Евы, всегда готовых изменить и мужу, и любовнику, а то и обоим сразу. Полуголые танцовщицы с их непристойными телодвижениями только добавили жару в споры благочестивых людей. Закончился этот разговор о морали довольно неожиданно – Никифор Дука, смуглый и вертлявый молодой человек предложил присутствующим посетить заведение Жозефины, хорошо известное в аристократических кругах. Андроник, только что рассуждавший с большим знанием дело об изначальной порочности женской души и о дьявольских кознях, грозящих каждому благочестивому человеку, глянул на расторопного Дуку с горестным изумлением. После таких благочестивых рассуждений следовало идти в церковь, а уж никак не в притон.

– Не ради греха, а только из любопытства я бы на этих девушек взглянул, – неожиданно поддержал высокородного Никифора боярин Лют. – Будет о чем рассказать дома.

– Ну, разве что из любопытства, – развел руками Андроник. – Эта Жозефина редкостная шельма, но в знании дела ей отказать нельзя. Говорят, она была наложницей султана и любовницей иерусалимского короля.

– Быть того не может! – ахнул впечатлительный боярин Блага.

– Мы на Востоке, друг мой, – напомнил ему Гаспар. – Здесь возможно все.