Пилигримы войны

Нет, Пашка не жалел. Когда пламя вспыхнуло, обдав Рублева, когда с него сбивали пламя и когда студентик попал под ноги Нестерову, он со всей силы приложил «борца за свободу» ногой под брюхо. А потом еще раз, ничего уже не видя от застилающей глаза ненависти.

Он не жалел и после. Когда узнал, что студентик умер еще на площади и «протестанты» от души потоптались ногами по холодному телу, спасаясь бегством от напирающего ОМОНа.

Он не жалел и сейчас. Поднявший меч от меча и погибнет. Сколько раз люди слышали эту фразу? И никогда не задумывались о последствиях. Вот и студентик небось видел себя в лучах славы, присвоив себе право распоряжаться жизнями бойцов, кидая в них ту злополучную бутылку. И что? Глупо и бесславно распорядился своей жизнью. Помер он, пошумели журналисты, повозмущалась либеральная общественность, повисел в ЖЖ и Фейсбуке пост с соболезнованиями. И забыли о нем.

Он не жалел. Ни до, ни сейчас, ни позже.

Угольно-черная воронка крутила свою спираль. Нестер закрыл глаза и отдался водовороту, все ускоряющемуся, несущему его всю быстрее и быстрее.

Нет памяти.

Нет боли.

Ничего нет.

Только он, летящий куда-то, в неведомые сферы, в дальние дали. Может быть, прав тот голографический ученый в подземном комплексе внеземного происхождения? Может быть, серая спираль – это ворота, переносящие в другой мир? И там, в другом мире, он встретит Гуцула, и Заслона, и Спицу, и даже Архимеда, будь он неладен. Сядут на бережку какой-нибудь параллельной речки, выпьют параллельного пивка, закусят рыбкой, или что там водится. И была эта картина такой ясной, что Нестер не смог сдержать улыбки.

Нет памяти.

Ничего нет.

Только черная круговерть перед глазами.

Он вынырнул из пелены рядом с серым сооружением, похожим на большой ангар. Подошел к двери, точно зная, куда и зачем он идет. Его отряд собирался внутри. Чертово начальство! Задолбало построениями! Они б еще парад провели! Марш по плацу на фоне апокалипсиса. Как самим еще не надоело?

– В строй, становись!

Взвод «Альфы» вытянулся во фронт. Новый командир не спеша прохаживался вдоль строя, и с его бледной физиономии не сходил оскал. Ну и рожа! Чистый вампир. Он прошел почти весь строй с хвоста до головы и вдруг резко остановился, внимательно вглядываясь ему в лицо.

– Я тебя где-то уже видел? Мы встречались?

– Никак нет, – ответил он, недоумевая, чего новый командир к нему прицепился…

Эпилог

Полковник Козырев стоял спиной к карте и смотрел в окно.

На фоне чернеющего неба новое явление природы, названное учеными из объекта «двенадцать» «белым сиянием», было хорошо видно. Врезались в небеса гигантские белые протуберанцы, освещали площадь перед штабом, как днем. Народ начал жаловаться на головные боли. «Белое сияние» появилось где-то над глубокой Арктикой и вот уже неделю висело в небе, не ослабляя свечения ни днем, ни ночью.

«Не было печали – черти накачали. Какие сюрпризы он нам еще подкинет, это драный Катаклизм? Может, прав был Родин? Может, давно пора обратить внимание на восток? Территория-то какая! Не облетишь, не объедешь!»

Козырь забарабанил пальцами по стеклу.

«Третья, – устало сказал он сам себе. – Третья группа пропала. Ни над Уралом, значит, ни по Уралу, ни под ним. Такие ребята сгинули!»

Сегодня он объявил о пропаже группы. Над Белояром установились тишина и уныние. В «Обдоре» поминали ушедших и костерили его – это Козырь знал точно – последними словами. В штабе девчонки хлюпали носами, разводили сырость.

«Таких разведчиков пролюбил, – ругал сам себя Козырь. – А может, нет? Может, прорвались они через хребет, распечатали секретную директиву да и подались в Москву? Да, для Белояра группа потеряна, но ведь на самом деле они живы? На самом-то деле? Ребята крепкие, опытные, пройдут они эту чертову Падь».

Они стояли у него перед глазами.

Стас Родин. Полоз. Всегда такой хладнокровный, выдержанный. В самой трудной ситуации не теряющий головы.

Витя Тачин. Свят. Рубаха-парень, душа компании. Девки небось в «Обдоре» все глаза себе выплакали.

Кетчиев. Как его звали? На «с» имя какое-то нерусское. Якут. Снайпер от бога, всегда такой невозмутимый, молчаливый.