Он направился к комнате Архимага, в которой белые камни и специальные железные решетки в стенах прореживали насыщенный магией воздух. Прошло слишком много времени с его последнего визита. Обширная библиотека выстроилась ровными рядами на полках у боковой стены: книги, посвященные старинным знаниям и магии всех известных школ, представленные только здесь во всей полноте. Сосуды наполнены черной клубящейся дымкой или трепещущими сгустками света. Клетки, удерживавшие живых существ, которые бегали или ползали по ним, бросаясь на стеклянные стены, когда Ву проходил мимо. Маленький красный дракон, возможно последний представитель своего рода, был заперт в железной клетке в углу. Он издал нечто среднее между всхлипом и рычанием, печально умоляя выпустить его на свободу. Старые следы от огня виднелись на полу вокруг его клетки, однако драконье пламя было израсходовано очень и очень давно, и несчастное создание знало, что ему предстоит умереть здесь. Когда Ву сел, не обращая на него ни малейшего внимания, дракон свернулся клубочком, печально вздохнул и снова погрузился в сон.
Архимага не было дома — опять. Ву раздраженно ковырнул подлокотники кресла, а затем помочился прямо на сиденье. Он подумал, не стоит ли пометаться по комнате, расшвыривая вещи, уничтожая хрупкие инструменты и орудия, стеклянные шары, заполненные странной дымчатой жидкостью, схемы, диаграммы и скульптуры, возможно, стоило бы даже освободить зверюшек. Он вспомнил, как однажды сделал нечто подобное, но Архимаг отреагировал на разрушения лишь печальной улыбкой, даже не упомянув о них впоследствии.
Прошло несколько часов, затем целый день. Наконец, знакомые прихрамывающие шаги. В дверном проеме появилось полурасплавленное лицо и наконечник серебряного посоха, три рога на голове мага слегка дымились — значит, он летел, скорее всего приняв облик птицы или летучей мыши. За головой струились длинные черные перья. Здоровый глаз обозрел Ву, сидящего в кресле, и нервно окинул комнату взглядом, убеждаясь, что все в порядке. Затем Архимаг скорчился и попятился прочь, не вынеся боли, причиняемой амулетами Ву, словно его только что жестоко ударили по лицу.
Ву оскалился — ему всегда нравилось это зрелище.
— Я оставил самые плохие в своих покоях, — произнес правитель, разумеется солгав — на самом деле эти амулеты лежали у него в кармане, где они не способны причинить магу ни малейшего вреда — пока хозяин вновь не наденет их.
— Те, которые вы носите, по-прежнему верно служат вам, Ву. Я рад снова видеть вас, Владетель. Как сияют ваши глаза! Осталось недолго ждать, я это чувствую. Что-нибудь случилось?
— Письмо, — коротко бросил Ву.
Архимаг начал было что-то говорить, но сразу же умолк.
— Где ты был? — спросил Ву, вставая. С его губ брызнула слюна. — Уродливая, мерзкая тварь. Отвратительная, грязная тварь, воняешь дерьмом! — Ву в буквальном смысле слова излучал гнев, исходивший от него жаром и выливающийся в комнату, подобно пустынному ветру.
Маленькие искорки появились вокруг Архимага и подожгли его одежду. Он содрогнулся и неистово принялся гасить пламя, а затем торопливо произнес:
— Есть кое-что, о чем я боялся сообщать вам… боялся, что вы можете плохо воспринять, а это способно сбить весь…
Гнев мгновенно исчез — так же неожиданно, как и появился. Ву закрыл глаза; его лицо исказилось от боли и безграничной усталости.
— Письмо. Где письмо?
Архимаг указал на дальнюю полку. Ву бросился к ней, схватил лист бумаги, сложенный вдвое, зарычал и выбежал из комнаты. Архимаг мягко закрыл дверь за его спиной.
…Ву провел в своих покоях целую неделю, прежде чем наконец прочесть написанное. Он несколько раз оставлял письмо на полу, словно это был ненужный обрывок бумаги, жалкий мусор. Его руки неоднократно хватали лист, чтобы разорвать его на мелкие кусочки, но каждый раз замирали. Больше всего Ву поражался тому, что эта маленькая вещица способна притягивать к себе внимание более эффективно, чем все вокруг, хотя он даже не знал, какое послание она несет. Тот факт, что предмет, обладавший над ним такой властью, попал сюда из покоев Архимага, также не ускользнул от внимания Владетеля.
Он поднял письмо, удивленный собственной бесцеремонностью и простотой этого действия, — всего лишь бумага, легкая и сухая, покоящаяся в его руке. Почерк тоже оказался вполне обыденным — неровный, прыгающий… А вот каждое запечатленное им слово было словно выжжено в разуме Владетеля.
«Я УНИЧТОЖУ СТЕНУ. МЕНЯ ЗОВУТ ТЕНЬ. СМЕРТЬ — НЕ САМАЯ ХУДШАЯ УЧАСТЬ. Я УНИЧТОЖУ СТЕНУ. БОЛЬ — НЕ САМАЯ ХУДШАЯ УЧАСТЬ. Я УНИЧТОЖУ СТЕНУ. ИЗДЕВАТЕЛЬСКИЙ СМЕХ — НЕ САМАЯ ХУДШАЯ УЧАСТЬ. Я УНИЧТОЖУ СТЕНУ. Я УНИЧТОЖУ СТЕНУ.
Глава 29