Пилюли счастья

— То есть как — в каком? — хмыкнула она. — Надеюсь, тебе известно, что к первому января вам предстоит освободить квартиру.

— Освободить квартиру? Зачем? С какой стати?..

— Замечательно! — возликовала она. — Ты что, действительно ничего не знаешь? Не знаешь, что квартира заложена и перезаложена? Неужели он посмел не поставить тебя в известность?!

Из ее рассказа складывалась следующая картина: год назад господин Стольсиус, на правах давнего приятеля, втянул Мартина в какую-то авантюру, соблазнив перспективой крупной и верной прибыли. Деньги на первоначальные затраты были добыты в банке под залог нашей квартиры. Разумеется, и это предприятие окончилось точно так же, как все предыдущие затеи моего дорогого мужа, — полным крахом и великим пожаром. Сославшись на разные неучтенные неблагоприятные обстоятельства, Стольсиус категорически отказался возместить свою часть убытков, поэтому Мартину не оставалось ничего иного, как взять еще одну банковскую ссуду — под гораздо более убийственные проценты. Расчет его был верен: он приобрел биржевые акции, в тот период стремительно возраставшие в цене. Через два-три месяца стоимость их должна была составить такую значительную сумму, что этих денег хватило бы и на выкуп квартиры, и на погашение долга. Разумеется, не прошло и трех дней, как биржа упала, рухнула, разразились кризис, глад, мор и всемирный потоп, и акции утратили более половины своей стоимости. Чтобы хоть как-то еще продержаться на плаву, Мартин перезаложил квартиру на совершенно уже безумных условиях. Теперь же, когда все опции оказались вычерпаны до дна, а сам удачливый предприниматель благополучно переместился под больничные своды, мне надлежало в месячный срок освободить помещение да еще остаться с солидным долгом на шее. Поведение Мартина Агнес не удивляло, она, оказывается, давно его раскусила, удивляло ее только одно: как я могла целый год ничего не замечать и ни о чем не догадываться?

Что ж, подумала я, это еще раз доказывает, что мы оказались великолепной парой: муж, готовый без оглядки ринуться в любую западню, любую медвежью яму, и безгранично доверяющая ему, во всем на него полагающаяся жена, беспечно и легкомысленно плывущая по житейскому морю вместе с четырьмя детьми. Ведущая душеспасительные беседы с такой же не от мира сего приятельницей — беспомощной и бессильной опекуншей всех страждущих российских борцов за справедливость; зачитывающаяся в городской библиотеке записками заокеанского сумасшедшего — американского друга Пятиведерникова, — посещающая, то во сне, то наяву, отделения Красного Креста и бегающая на свидания с представителями советских разведывательных органов. Что и говорить — достойны друг друга… Браки совершаются на небесах. Юханна такого не допустила бы. Впрочем, нельзя ручаться — великий пожар состоялся при ней.

«Но посуди, милая, что, например, было вчера со мною: отправив тебе письма с просьбою выслать деньги, я пошел в игорную залу. Веришь ли: я проиграл вчера все, все до последней копейки!»

Как не поверить? Даже и удивляться нечему — небось не в первый раз проигрался вот так дотла. И уж конечно, не в последний. Великий человек, потому и проигрыши случаются великие. Счастье, что было к кому воззвать о спасении. А главное, кого обвинить в прискорбном происшествии.

«Ах, какие подлые эти немцы!»

Трогательно звучит. В мировом масштабе — гигант мысли, гений, властитель дум, а в личном, семейном — несмышленое дитя. Между прочим, сие обстоятельство, сей странный парадокс, и в нас вселяет какую-никакую надежду. Может, и над нами сжалится судьба, учтет нашу наивность и плачевную беспомощность, подыщет и для нас снисходительного утешителя.

Федор Михайлович, если уж вы втиснули нас, горемычных, в этот сюжет, так, может, не откажете и выход подсказать? Мы люди маленькие, не по силам нам сопротивляться текстуальным стихиям, не умеем переписать рукопись в свою пользу.

«Пришли же мне немедленно, сейчас как получишь это письмо, двадцать (20) империалов. Немедленно, в тот же день, в ту же минуту, если возможно. Не теряй ни капли времени.

Если ты успеешь послать в тот же день, то есть сегодня же (в среду), то я получу завтра в четверг. Если же пойдет в четверг, я получу в пятницу.

Спешу на почту: может быть, ты уже успела выслать деньги, и я их сегодня и получу.

И обделай это все сама, одна, хозяйке не говори, то есть не советуйся».

Не тревожьтесь, не с кем нам советоваться, у нас и хозяйки никакой не имеется, вы один над нами полноправный властитель… Да и была бы хозяйка, не стали бы мы советоваться, нет, на этот счет можно не сомневаться — не привык Мартин беспокоить людей своими заботами. Признаваться в своем промахе. Не было такого и не предвидится! Гордость не дозволяет. Но конечно, и страх, что схватят за руки и как-нибудь, не приведи Господь, удержат от совершения очередной непоправимой глупости.