Пилюля

– А и правда, – первым приходит в себя художник Рудяков, – так-то Юрий и есть главный герой…

– А я девушка главного героя, – скромно так заявляет Пилюлька.

– Нет, на роль девушки мы планируем Татьяну, – встревает старший из сценаристов.

– А она сможет сыграть то, как мы… как мы… как мы обогащаем друг друга, – распалившись бросает артистке моя дорогая.

– Да уж мне известно как кто кого обогащает. Неужто у вас как-то по-другому.

– А давайте чай пить, – по-пилюлькински прерывает дискуссию Колобок.

Пьём чай. Анечка немного успокоившись говорит глядя на будущую артистку:

– А у нас с Юрочкой по-другому. Он песни хорошие сочиняет. Последняя прямо про нас. Мы с Васечкой целый день репетировали. Только там на два голоса…

– А Татьяна хорошо поёт, – говорит старший сценарист, – Мы покурим на крыльце, а вы спойтесь пока…

Пилюлька меня выгнала со словами:

– Иди уговаривай, чтобы меня взяли твою девушку играть. Эта смотрит на тебя, облизывается, глазками стеляет, а даже и представить не может, что мы с тобой… Вообщем уговаривай. Аривидерчи.

Они с Колобком, как пылесосы все мои слова втягивают.

Потрыньдели про съёмки. Я посоветовал сценаристам взять фотоаппарат, кинокамеру, если есть, и ехать с нашей командой в Ленинград. Ежов, докурив, ответил, что было бы неплохо познакомиться с хоккеистами, послушать спортивные байки, набросать сюжеты эпизодов. Соловьёв пообещал у знакомого оператора взять кинокамеру 16С-1, и радостно подвёл итог:

– Если получиться, то к Довженко не с пустыми руками пойдём и можно будет в кассе смело аванс брать. По любому отчитаемся…

Заходим. Тётя Клава, привлечённая распевкой, уже поднимается по лестнице наверх и говорит нам:

– Я тоже хочу послушать.

В коридоре перед комнатой собралась вся общага. Мы заходим, рассаживаемся. Между девушками во время репетиции что-то произошло и они уже не смотрят друг на друга волчицами, а весело улыбаются. Пилюлька встаёт за маэстро Колобковым и сама себя объявляет:

– "Белым снегом"[43].

Народ хлопает. Ежов говорит, что одна песня для фильма уже есть. Садимся пить чай по второму кругу. Журналюга Толик втихарца строчит и строчит в свой блокнот. Я, смеясь, рассказываю, как убегал от толпы фанатов после матча.

– Фанатов? – переспрашивает кучерявый журналист.

– Ну… Болельщиков, – поправляюсь я, – жалко их, а свои время и нервы ещё жальче. Детвора пару минут за мной бежала пока я не оторвался…

Тут Пилюля подрывается:

– Юрочка, ты не прав. Я видела этих болельщиков непопавших на стадион, маленьких и взрослых, слышала как болеет наше общежитие… Нас не нужно жалеть. Мы через такое прошли, что заслужили хоть капельку внимания. (вытирает слёзы). Ты больше не бегай от них. Хорошо?

Проводили гостей и Анечку. Завёл будильник, чтобы не проспать, а сон не идёт. Вспоминаю слёзы подруги и слова " Нас не нужно жалеть". Она защищает простых людей переживших войну. Отцы, братья у многих из них тоже могли бы радоваться на "Динамо", а лежат по всей Европе в братских могилах. А я вот бегаю от их детей, дочерей. Их не нужно жалеть. Им нужно дарить радость от автографа, от рукопожатия. Они это заслужили…

Во сне кто-то читает под музыку про Народ-Победитель…[44]

17 февраля 1950 года.

На утренней пробежке Стёпа посетовал, что Любочки не будет на прыжках, придётся замену искать. Вспомнив вчерашнее приказание генерала, я подумал:

А чего тянуть кота за хвост? Три прыжка у меня в прошлой жизни были. Ничего сложного.

Попросил оставить место за мной. Сначала прыгну пару раз с вышки, а парашют укладывать всё равно вместе с инструктором…

– Во сколько поезд? На "Красной стреле" поедете? – спрашивает за утренним чаем любопытный Васечка.

– На "Красной". Отправление в 23:55. Так, говорят, товарищ Каганович распорядился, чтобы у командировочных были суточные за лишний день. – делюсь я с соседом АиФовским послезнанием.

– Завидую я тебе, – говорит Колобок, – Прыгнешь три раза – значок на груди. Все девки твои будут. А тут опять снег месить…

– Васёк, на хрена мне значок – у меня орден есть, – говорю я дожёвывая бутерброд, – И, вообще, меня и без ордена девахи любят…

Под навевающую приятные воспоминания "Рио-Риту" вышел из общежития вместе с тёплым воздухом, превратившимся в белый исчезающий под зимним солнцем вихрастый пар.

Перед тренировкой подошёл к Короткову и нарисовал всплывшую из воспоминаний об институтской хоккейной команде схему атаки.

– Не. Бобров, так не будет делать. Он на ворота заточен. – выдаёт свой вердикт тренер, – а вот для вторых и третьих звеньев самое то.

Началась отработка входа в зону защиты нашего нападающего по борту с оттягом на него чужих защитников, освобождающих другой фланг и центр. Нападающий после входа в зону делает резкое торможение для паса по линии. Поддерживающие атаку игроки должны рывком оторваться от опекунов и получить шайбу у синей линии для броска или выхода один на один.