Пилот

— Вы проиграли в бою. В этом нет бесчестья. А вот в бомбардировках беззащитных мирных жителей есть!

— Я тоже так считаю, — после недолгого раздумья ответил пленник. — Но у меня был приказ. Поэтому прошу, не откажите мне в последней просьбе. Дайте пистолет с одним патроном!

— Это исключено! Да и зачем? Плен — еще не конец жизни!

— Для меня конец. По законам нашей страны самурай не может попасть в плен. Если подобное неизбежно, он должен погибнуть или совершить самоубийство. Если же ему недостанет сил или решимости, его и всю его семью ожидает позорная и мучительная смерть.

— Какое варварство!

— Таковы законы моей страны.

— Простите, но я ничем не могу вам помочь.

— Значит, мне не повезло даже в такой малости. Могу я узнать, каковы ваши дальнейшие намерения?

— Я простой пилот. Могу лишь предположить, что вас либо доставят к нашему командованию, либо передадут китайцам. Принимая во внимание ваше состояние, последнее наиболее вероятно.

— Только не это, — откинул голову на подушку японец, в голосе которого, несмотря на слабость, явно сквозило презрение.

— Накагава-сан, — неожиданно для себя спросил его Март. — А что означает ваша аура?

— Простите, не понял.

— Ну, я не то чтобы видел много японских одаренных, но у большинства из них ауры были ярко-красными, почти алыми с редкими включениями других цветов. В крайнем случае черного. А у вас — практически чистая бирюза, иногда переливающаяся от синего к зеленому и обратно.

— Вот оно что, — печально улыбнулся самурай. — Это мой дар и мое проклятье. Видите ли, в Японии все одаренные должны быть в первую очередь воинами. А мне больше по сердцу быть ученым или исследователем. Заниматься плетением силовых линий, создавать… э…

— Вы артефактор? — пришел к нему на помощь Март.

— Да. Это правильное определение!

— Очень интересно… И что, у вас имеется опыт в такой работе?

— Да, в военной академии нас, одаренных, обучали отдельно. Я дополнительно занимался с наставником, который был великим мастером создания и наложения плетений на предметы и оружие.

— Послушайте, — неожиданно сам для себя предложил Колычев. — А что будет, если мы не отдадим вас ни китайцам, ни нашему командованию?

— В каком смысле?

— Вы могли бы поселиться в России, заниматься своим любимым делом.

— Разве это возможно?

— А почему нет?

— Не знаю. Я же японец…

— Вы же сами сказали, что умерли для своей страны! Будет новое имя. В отчетах напишем, что вы таки погибли. А здесь и сейчас появится новый человек. С другим именем и другой историей.

— Вы серьезно?

— Вполне. Только представьте, что вы оказались в новом мире, где нет никаких ограничений, связывавших вас по рукам и ногам в прежней жизни. И вы можете прожить ее так, как хочется вам, а не считается правильным другими! Стать кем угодно, жить, где пожелаете, и заниматься при этом любимым делом.

— Вы говорите так, будто пережили нечто подобное.

— Гхм, — едва не подавился Март, сообразив, что описывает свою жизнь после попадания. — В какой-то мере так оно и было. Я совсем недавно почувствовал в себе дар, и с тех пор мое бытие совершенно переменилось!

На практически бесстрастном до сей поры лице самурая было ясно видно, как внутри него борются противоречивые чувства. Наконец, желание жить победило, и Накагава решился.

— Значит, таков путь, — немного выспренно начал он. — Ваше предложение, Колычев-сама, большая честь для меня. Еще час назад я и помыслить не мог о таком повороте в своей судьбе. У меня только одно условие. Сражаться против своей страны я не буду, но в мирных делах готов приносить всемерную пользу.

— Что ж, на ловца и… Короче, это придает делу новый, весьма положительный оборот. Я немедленно займусь вашим вопросом. Ждите. — И Март, плотно прикрыв дверь в палату, без промедления отправился к командиру. Предстоял важный разговор.

Беседа с Зиминым вышла краткой.

— Как-то я не удосужился посмотреть твоего пленника, — задумался командир. — Видимо, зря. Говоришь, артефактор?

— Да. И, судя по ауре, неплохой.

— Этого ты знать не можешь. К тому же Крылов говорил, что его дар не слишком силен…

— Как пилота или воина — вообще ни о чем. Но вот переливы в ауре. Вроде тех, что у Кима, но гораздо больше и ярче выражены!

— В любом случае это большая удача. Среди одаренных такие попадаются нечасто. Отдавать никому его не будем. Шмелев вроде его лично не видел?

— Так точно.

— Вот и славно. Значит, пленный пилот, несмотря на все усилия нашего дражайшего эскулапа, а может и благодаря им, перешел в мир иной. После чего был похоронен со всеми полагающимися почестями.

— Мир его праху! Вопрос только, как его потом легализовать?

— Ну, это дело и вовсе нехитрое. Сделаем соответствующую запись в журнале, и появится у нас новый пассажир. Надо будет с ним языком заняться…

— И мнемотехникой!

— Точно. Вот тебе и поручим это дело. Объективно, лучше с этим все равно никто не справится.

— Инициатива имеет инициатора?

— Совершенно верно.

— Ладно. Главное, чтобы никто из наших не проболтался.