Пилот «Штуки»

Я не могу поверить моим глазам: с соседнего холма ко мне бегут еще человек двадцать «иванов». Скорее всего, они все видели и собираются окружить свою истощенную и раненую добычу. Моя вера в Бога поколеблена. Почему он поначалу позволил мне поверить в возможный успех моего бегства? Я только что спасся из совершенно безвыходной ситуации. И неужели Он передаст меня в руки врагов невооруженным, лишенным последнего оружия, моей физической силы? Моя решимость спастись бегством внезапно получает новый толчок. Я стремительно сбегаю с холма. За мной, в двухстах или трехстах метрах несутся мои первоначальные преследователи, новая группа подбегает сбоку. От первого трио осталось только двое, на какой-то момент они не могут видеть меня, потому что я нахожусь на дальней стороне холма. Один из них остался сзади, чтобы привести моих двух товарищей, которые в момент моего побега остались на месте. Гончие слева от меня держаться параллельного курса, они хотят отрезать меня. Вот начинается вспаханное поле, я оступаюсь и на мгновение бросаю взгляд на «иванов». Я смертельно устал, я спотыкаюсь о ком земли и лежу там, где упал. Конца недолго ждать. Я еще раз бормочу проклятие: у меня нет револьвера и поэтому у меня даже нет возможности лишить «иванов» их триумфа взять меня в плен. Мои глаза обращены в сторону красных. Они уже бегут по тому же вспаханному полю и должны внимательно смотреть под ноги. Они пробегают еще пятнадцать метров, затем оглядываются и смотрят вправо, туда, где лежу я. Вот они поравнялись со мной, вот проходят дальше, пройдя вперед еще 250 метров, разворачиваются в линию. Они останавливаются и оглядываются вокруг, неспособные понять, куда я делся. Я лежу на слегка замерзшей земле и пытаюсь зарыться в землю. Земля очень твердая. Те маленькие комки земли, которые мне удается наскрести, я бросаю вперед, постепенно выкапывая себе «лисью нору». Мои раны кровоточат, их нечем перевязать, я лежу ничком на ледяной земле в моей мокрой насквозь одежде, внутри все горит при мысли о том, что в любой момент меня могут схватить. Вновь шансы сто к одному, что меня обнаружат и схватят меньше чем через минуту. Но разве это причина, чтобы сдаваться в почти безнадежной ситуации, когда может помочь только вера в то, что почти невозможное может стать возможным?

Русские теперь идут в моем направлении, сокращая расстояние между нами, каждый из них обыскивает свой участок поля, но не методично. Некоторые из них смотрят совершенно не в том направлении, они не беспокоят меня. Но вот один идет прямо ко мне. Ужасное напряжение. Не дойдя до меня двадцать шагов он останавливается. Он смотрит на меня? Да или нет? Без сомнения, он смотрит в мою сторону. Подходит ближе? Чего он ждет? Несколько минут он пребывает в нерешительности, мне кажется это вечностью. Время от времени он поворачивает голову то вправо, то влево, на самом деле он смотрит куда-то далеко в поле. Я моментально обретаю уверенность, но затем я вновь вижу как опасность зреет прямо передо мной и мои надежды рушатся. Тем временем силуэты моих первых преследователей появляются на хребте, и сейчас, когда столько гончих идут по следу, они уже не принимают свою задачу всерьез.

Неожиданно, за моей спиной и немного сбоку я слышу гул самолетов и оглядываюсь через плечо. «Штуки» из моей эскадрильи вместе с сильным истребительным эскортом и двумя «Шторхами» летят над Днестром. Это означает, что лейтенант Фишер уже объявил тревогу и они ищут меня, чтобы вытащить из этой неразберихи. Там, наверху, они даже не подозревают, что ищут совершенно в неверном направлении, и после посадки я уже прошел десяток километров и оказался на этой стороне реки. На таком расстоянии я никак не могу привлечь их внимание, я не осмеливаюсь даже поднять вверх мизинец. Они делают один круг за другим на разной высоте. Затем они удаляются на восток и исчезают, и многие из них будут думать: «На этот раз даже он не смог выкарабкаться». Они летят домой. Я жадно провожаю их взглядом. Вы, по крайней мере знаете, что сегодня будете спать в укрытии и останетесь в живых, а я даже не знаю. Сколько минут жизни мне еще даровано? Медленно садиться солнце. Почему меня все еще не обнаружили?

По склону холма движется колонна «иванов», в походном индейском строю, как индейцы, с лошадьми и собаками. Вновь я сомневаюсь в Божьей справедливости, поскольку пройдет совсем немного времени и меня защитит темнота. Я чувствую, как земля дрожит от их шагов. Мои нервы напряжены до предела. Я украдкой смотрю назад. Люди и животные проходят на расстоянии ста метров от меня. Почему собаки меня не почуяли? Почему никто не может меня обнаружить? Пройдя мимо меня они рассыпаются в цепь с интервалами в два метра. Если бы они сделали это на пятьдесят метров раньше, они прошли бы прямо по моей спине. Они исчезают в медленно сгущающихся сумерках.