Пилсудский

Нетипичный это был разговор: напротив высокого офицера габсбургской монархии сидели двое руководителей-социалистов, которые предложили ему ни больше ни меньше, как участие Австрии в осуществлении переворота в соседней империи. Эта поразительная на первый взгляд ситуация опиралась, однако, на реалии тогдашней политики. Австро-русские отношения, несмотря на видимость корректности, на самом деле выглядели не лучшим образом. Обе державы остро соперничали на Балканах. Правда, никто пока не ожидал, что из-за этого вспыхнет в будущем мировая война, но не надо было обладать особой прозорливостью, чтобы предположить затяжной характер этого антагонизма. А в такой ситуации предложение вести разведку против России, как и шире — возможность доставить с помощью поляков дополнительные хлопоты русским приобретали свое значение. Даже если это влекло за собой необходимость сотрудничества с социалистами, к которым императорско-королевские офицеры, во всяком случае, не испытывали симпатии. Тем более что речь шла не о социальной революции, а о постановке польского вопроса, в отношении которого Вена тоже имела свои планы.

Поэтому многое связывало императорского полковника с его таинственными собеседниками. И хотя 11 октября 1906 года начальник Генерального штаба порекомендовал Канику не вступать в дальнейшие переговоры, первый лед был сломан, облегчая в будущем заключение соглашения.

Дело дошло до него в середине 1908 года. «Александр Малиновский[41],— утверждал потом Валеры Славек[42], — который сидел во Львове, проинформировал меня летом 1908 года, что он установил контакт с майором Генерального штаба Густавом Ишковским, начальником политико-разведывательного отдела Львовского корпуса, что Юзеф Пилсудский и Витольд Иодко-Наркевич знают об этом и что Пилсудский распорядился посвятить и меня в эти дела».

Эти контакты Пилсудский поддерживал вплоть до начала войны. Ибо они составляли одно из необходимых условий успеха концепции, которой он подчинял все свои действия.

Дело это сохраняли в строжайшей тайне. Его раскрытие грозило скандалом с нетрудно предсказуемыми последствиями. Ведь основной заповедью революционера, а таким все считали тогда Пилсудского, было не вступать ни в какие контакты с полицией, жандармерией, военной разведкой. Даже подозрение в отступлении от этого принципа было равносильно политической смерти. Достаточно напомнить разыгравшуюся как раз в это время трагедию Станислава Бжозовского[43], писателя и философа, близкого к социалистическому движению, автора нашумевшей «Легенды Молодой Польши», которого подозревали в сотрудничестве с царской охранкой. Окруженный подозрениями, он добился созыва составленного из доверенных лиц ППСД[44] и ППС-фракции суда, который, правда, не доказал его вины, но и не вынес никакого приговора. В результате значительная часть прежних товарищей и друзей отошла от него, считая такие контакты позорящими его. Эту точку зрения разделял и Пилсудский. Когда Михал Сокольницкий во время одного из своих пребываний в Закопане[45] уговаривал его вместе пойти на лекцию Бжозовского, то встретил решительный отказ. «Ответил коротко, — записал это событие в своем дневнике Сокольницкий, — что у него нет ни малейшего желания; когда же я начал настаивать, он повторил отказ уже более категорически. Когда же я спросил его о причине, ответил: «Можете идти, если хотите — этот человек уже один раз запятнал себя, и у меня никогда не будет интереса видеть его».

Пилсудский прекрасно знал, что, если общественность узнает о его контактах с австрийской разведкой, никто не захочет слушать его ссылок на высшие политические интересы. Ибо в таких делах современники глухи к обоснованиям, убедительно звучащим для потомков и историков.

Силу такого обвинения хорошо понимали враги. И хотя они не знали подлинной картины контактов Пилсудского с австрийской разведкой, они предполагали, что акция, которую он планировал, без подобных договоренностей была бы заведомо обречена на провал. Поэтому где только могли они пытались представить деятельность Пилсудского в Галиции как результат действий иностранной агентуры. Уже в мае — июне 1913 года в варшавском «Пшеглёнде народовом» один из лидеров эндеков Зигмунт Балицкий[46] опубликовал цикл статей, в которых военную инициативу Пилсудского связывал с деятельностью полковника Ределя, офицера австрийской разведки, разоблаченного как русского шпиона.