Пилсудский

Теперь настала очередь Виленской операции, которой Пилсудский решил руководить лично, хотя формально это должен был делать командующий фронтом генерал Станислав Шептицкий, родной брат львовского униатского митрополита Андрея Шептицкого. В XIX – начале XX века на «кресах» нередкими были случаи, когда представители старых шляхетских родов, чьи предки когда-то полонизировались, вновь обращались к православию (или униатству) и местному языку, а их ближайшие родственники продолжали оставаться католиками и поляками. Самым колоритным был пример трех родных братьев Ивановских, ставших деятелями соответственно польского, литовского и белорусского общественного движения.

Заслуживает внимания объяснение Пилсудским причин, почему он, главнокомандующий польской армией, хочет лично руководить операцией, которую трудно было бы отнести к разряду даже фронтовых. В письме Шептицкому он назвал их несколько: ему нужно решить в Вильно важные политические вопросы; поскольку штурм будет осуществляться в основном силами 1-й дивизии легионов под командованием Рыдз-Смиглы, то его присутствие повысит боевой дух его прежних подчиненных и поспособствует успеху операции; это его личная мечта, осуществление которой принесет ему наибольшее за всю карьеру удовлетворение. Несомненно, все три причины были важными для Пилсудского, но самой главной была первая. Изгнание большевиков из Вильно должно было дать старт осуществлению его проекта восточной политики. В начале апреля план Пилсудского обрел совершенно конкретные очертания, были определены последовательность действий и главные исполнители.

Суть плана заключалась в формировании в Вильно после изгнания оттуда большевиков правительства воссозданного Великого княжества Литовского с участием представителей всех проживавших на этой территории наций. Его руководителем Пилсудский наметил судью из Ломжи Михала Ромера, в годы войны служившего в 1-й бригаде польского легиона. Он имел близкие личные отношения с литовскими и белорусскими политиками, а также польскими деятелями в Литве. Задача Ромера заключалась в том, чтобы привлечь к участию в проекте Пилсудского знакомых ему левых литовских политиков из Ковно (Каунаса), а начальник государства обязался сразу же после занятия польскими частями Вильно издать прокламацию с обещанием передать решение судьбы литовско-белорусских земель на усмотрение местных жителей. В свою очередь правительство Ромера выступило бы с воззванием, объявляющим о факте своего существования и безотлагательном созыве Учредительного собрания нового государственного образования. Фактически весь этот антураж был нужен лишь для того, чтобы сделать приемлемым для государств Антанты и мирового общественного мнения фактическое подчинение Польшей Литвы и Белоруссии, на которые у нее не было никаких прав.

19 апреля, на Пасху, начались бои за Вильно, завершившиеся спустя три дня его занятием польскими войсками. При штурме города хорошо себя зарекомендовали уланы В. Белины-Пражмовского, сумевшие в первый же день сражения овладеть железнодорожной станцией и вокзалом, куда затем на поезде прибыли легионеры Рыдз-Смиглы. В тот же день было оглашено воззвание Пилсудского «Жителям бывшего Великого княжества Литовского». В нем он торжественно заявлял, что краю больше не грозит никакой чужеземный гнет, что здесь должны восторжествовать свобода и ничем не ограниченное право выражать свои стремления и нужды, что местное население должно само решать внутренние, национальные и конфессиональные вопросы «без какого-либо насилия или давления со стороны Польши». Пилсудский объявил, что занятая его войсками территория передается под управление не армии, а Генерального гражданского управления восточных земель, специального органа, задачей которого было обеспечение доминирующих позиций польскому населению в районах смешанного проживания, расположенных к востоку от бывшей границы империи и Царства Польского.

Но жизнь в очередной раз опровергла его далекоидущие, но не имевшие под собой реальной почвы планы, показала несостоятельность его жизненного кредо: «Хотеть – значит мочь». Ковенские политики не поддались на уговоры Ромера и отказались участвовать в воссоздании Великого княжества Литовского под эгидой Польши. Трудно было рассчитывать и на белорусов, среди которых польская ориентация не пользовалась сколько-нибудь серьезным влиянием. С этого момента польская экспансия в литовских и белорусских землях лишилась флера братской помощи в борьбе с большевистским деспотизмом и национальным угнетением и стала тем, чем была с самого начала, – войной за территории. Результаты предпринимавшихся польской пропагандой и лично Пилсудским попыток представить занятие Вильно как практическое осуществление приписывавшегося Вудро Вильсону права наций на самоопределение были временными. На советско-польском фронте начала действовать логика войны. Хорошо известно, что войну можно начать в любой кажущийся подходящим момент, но нельзя точно так же окончить, потому что есть воля противника, сломить которую может только победа.