Пинь и землетрясение

Пинь занёс драгоценный огонь в пещеру и поднёс его к давным-давно приготовленному очагу. Ветки весело запылали, от очага стало расходиться тепло. Пинь побежал к сложенным заранее веткам и натаскал к очагу целую гору, про запас. Теперь бы ещё поесть, но только свежего, размечтался Пинь.

И тут вернулся шаман.

– Ого, что я вижу! – закричал он с порога и вывалил собранные шишки прямо на пол. – Духи снова дали нам огонь!

– Не то чтобы духи, – возразил Пинь, – я ударил одним камнем о другой и поджёг мох.

– Духи помогли тебе!

Шаман схватил бубен и станцевал на поляне перед своей пещерой колдовской танец. Пинь опасливо наблюдал за ним, помня, чем закончился предыдущий. Но на этот раз обошлось, земля не задрожала, камни не полетели. Зато на звук бубна из лесу выбежала мама с девочками. Они остановились неподалёку и наблюдали за шаманом, не понимая, что случилось. Но вдруг мама почувствовала запах дыма. И увидела, как из расщелины в скале над пещерой шамана идёт настоящий дым! Мама схватила девочек и побежала к пещере. Когда она заглянула внутрь и увидела огонь, то ноги у неё подкосились, и мама буквально села на пол рядом с кучей кедровых шишек.

– Ой, – сказала мама от всей души.

Пинь решил, что теперь поддержание огня в надёжных руках и пошёл обратно на реку. Там он нашёл свой камень и увидел, что от мощного удара, давшего им огонь, камень раскололся на две половины, и обе эти половины достаточно острые. Пинь опять приладил одну из половин камня к палке и затаился на валуне. Стал ждать, ждал, ждал и дождался. Мимо камня медленно проплывала большая пятнистая рыба. Пинь прицелился, изготовился и ударил точно по рыбе. Миг – и добыча уже трепещет у него в руках. Пинь, счастливый, вскочил и помчался к маме. Когда мама увидела рыбу в руках Пиня, она опять восхищённо сказала «ой» и крепко обняла сына.

У первобытных людей, вообще-то, такие нежности были не в ходу, уж очень у них была суровая жизнь. Но тут мама не смогла удержаться.

Мама почистила рыбу острым камнем Пиня, девочки сбегали на реку и принесли глины. Рыбу обмазали глиной и запекли в очаге.

Шаман делал вид, что ничего об этом не знает. Слыханное ли дело – запекать рыбу в его очаге, где можно только снадобья варить да разговаривать с духами при помощи пепла и угольков? Шаман танцевал колдовской танец на полянке перед своей пещерой и просил прощения у великого предка-рыбы за то, что Пиню пришлось отнять жизнь у животного. Дотанцевав, шаман пошёл за хворостом. Сколько они ни собирали упавших веток, их ещё много валялось повсюду. Теперь у них снова есть огонь, который будет постоянно требовать пищи, и никак нельзя оставить его голодным. Огонь – не человек, он голод терпеть не будет. Человек тоже не может долго голодать, но огонь совсем не может.

Какой вкусной показалась людям рыба после целой луны с одной копчёной олениной, уже начавшей портиться! Этой ночью мама засыпала, исполненная восхищения своим сыном Пинем, который добыл огонь и поймал рыбу. И изготовил себе оружие, а маме – удобное приспособление для чистки рыбы. А ведь ещё совсем недавно Пинь вёл себя как маленький глупый мальчик. Убегал от обязанностей и не слушался вождя. Его даже чуть не выгнали из племени! И очень хорошо, что не выгнали, подумала мама и заснула под приятный треск огня в очаге. Ночью его поддерживал шаман.

Ильв

В трудах по заготовке запасов на зиму прошло лето, и уже запахло осенью. Стояли последние тёплые деньки.

Однажды Пинь с шаманом ловили рыбу, поднявшись чуть выше по течению от маленького стойбища, и клёв был особенно удачен. Они хотели наловить побольше рыбы, потому что стояли жаркие дни, а сушить и коптить рыбу лучше, конечно, в сухости. Когда рыбы наловилось уже довольно много, рыбаки собрались возвращаться домой с добычей. Вдруг из-за поворота выплыла невиданная посудина, а в ней на одном колене стоял человек и грёб какой-то штукой с расширением на конце.

Увидев людей, он бросил грести и вскинул вверх руку, показывая, что пришёл с добрыми намерениями.

– Хэй! – крикнул человек.

Пинь и шаман так и застыли в изумлении со своими каменными копьями в руках. Они и своих-то давно не видели, а чужого вовсе в первый раз.

Вернее, видеть-то видели, но издалека. Раз в год в их стойбище приходили молодые охотники соседнего племени свататься к девушкам их племени. Когда пары находили друг друга, всё племя пировало и радовалось созданию новых семей. Дети и шаман в празднике не участвовали. То есть в самом начале церемонии шаман танцевал колдовской танец со свадебным бубном, прося духов помочь охотникам и невестам найти именно свою пару, после чего удалялся в свою пещеру и сидел там до самого ухода молодых в соседнее племя. А дети не смели приближаться к месту церемонии и последующего пира – таково было распоряжение вождя. По окончании пира счастливые охотники увозили сосватанных девушек к себе. Веселье сменялось унынием и слезами – ведь остававшиеся дома мамы не знали, увидятся ли они ещё когда-нибудь снова со своими юными дочерями, навсегда уходящими в чужое племя.