Читаем Пинакотека 2001 01-02 полностью

К слову, автор каллиграфии в книге – ученик Экстер, Евидо Колуччи – стилизует текст под средневековый документ: особо и ярко акцентирует красную строку – она у него и в самом деле выполнена красной гуашью; сам же текст представляет собой торжественную, ритмически выверенную структуру, напоминающую тексты в средневековых французских часословах.

Свое «Малое Завещание» Вийон написал в Париже, и Экстер недвусмысленно дает понять, что документ этот именно парижский, подтверждающий свою «париж- скость» уже давно ставшими эмблематичными мотивами города. Елаз без труда различает силуэты Клюни, Консь- ержери, Нотр-Дам, башни Сен-Жак…

На первый взгляд, в иллюстрациях Экстер все от французской миниатюры, от средневековых иллюминованных манускриптов; в них царит куртуазный дух поздней готики. Поражает цвет – жизнерадостный и светлый, совсем такой, какой присутствовал не только в миниатюре, но и в витражах, и в станковой живописи раннего XV века. Много общего в выборе и сочетании красок – оранжево- красных, синих, светло-зеленых; во включении в композицию элементов архитектуры и пейзажа; в трактовке фигур, слегка удлиненных, очерченных гибкой уверенной линией.

Экстер никогда не скрывала источников своего вдохновения, своих художественных привязанностей. Наоборот, заявляла о них открыто, демонстративно и далее с гордостью. Так было в ее живописи и сценографии. Гак было и в ее Les Livres Manuscrits.

Но Экстер не стала бы Экстер, если бы ее произведения оказались всего лишь стилизациями, пусть виртуозными, пусть даже пронизанными самыми чистыми помыслами и покоряющими героизмом самоотречения. Опираясь на искусство прошлого, порою цитируя творения великих мастеров, «раздвигая» и «входя» в их систему, в их образный мир, Экстер всегда умела сохранить себя: свою поэтику и свою очень рано сложившуюся пластическую систему. Все это как раз отчетливо видно в «Малом Завещании» Вийона.

Один из ярких примеров: единственная среди иллюстраций интерьерная сцена. От задней стены остались лишь абрисы стрельчатых окон, они членят пространство на место действия и фон, на интерьер и экстерьер, причем экстерьерный план охватывает собой интерьер. Такое пространство не скрывает своей театральной природы: в нем отчетливо деление на игровую площадку и задник.

В средневековой миниатюре «театральность» не сразу ощутишь, она – особенно в интерьерных сюжетах – скрыта иллюзией отгороженного, замкнутого пространства. Хотя, если всмотреться, то можно обнаружить структуру, весьма напоминающую сценическую коробку. Пластический ход Экстер вроде бы ничего не нарушал, не разрушал образный строй миниатюры, ее атмосферу, только несколько смещал акценты: все оставалось прежним, но увиденным иначе; не замечавшееся ранее становилось явным.

Экстер вообще была убеждена, что в истинной живописи всегда таится игровое начало и если его увидеть и осознать, зримым становится грандиозный театр. Сама она не раз подтверждала это, обращаясь к композициям Пуссена, античным фрескам, кубистическим пейзажам… В нашем случае – к французской миниатюре.

В сущности, иллюстрации к «Малому Завещанию» не что иное, как театральный парафраз миниатюры, в них сочетаются и следования канону, и его вольная интерпретация. Вольность заключается в том, что театральное начало акцентировано приемами театра XX века.

Отсюда – распахнутость пространства (иными словами: отсутствие павильона), взаимопроникновение интерьера и экстерьера. Отсюда – игра перспективой, меняющийся принцип перспективных сокращений. Отсюда и то, что архитектурные мотивы и пейзажные фрагменты возникают словно вывезенные на подмостки па тележках, а часто недвусмысленно напоминают театральные прати- кабли. И наконец, в иллюстрациях, кажется, просто-на- просто воспроизведены мизансцены некоего спектакля: герои изображены в движении, в диалоге, их жесты красноречивы и энергичны.

И любопытная, но не сразу заметная деталь: Экстер не часто и не везде позволяет себе еще одну вольность: иногда, вопреки эпохе и вопреки общему стилю изображений она вводит пластические фразы совсем иного происхождения, открыто современные, свои собственные, не раз звучавшие в ее живописи и театре. Это, в основном, детали: один из женских костюмов – буквальная цитата костюма героини экстеровской «Дамы-Невидимки»; лепка складок другого женского костюма – тоже цитата из «Ромео и Джульетты» и т.п.

Собственно говоря, все это не совсем «вопреки эпохе и стилю». Правильнее, наверное, сказать иначе: здесь игра художественными мотивами, сложное переплетение реминисценций и театральных отражений.

В иллюстрациях к «Таинству крови» Анатоля Франса Экстер снова разыгрывает спектакль. И на этот раз, несмотря на определенность фабулы и конкретность героев, она вновь предлагает зрелище, лишенное явного сюжета: в серии листов нет движения от пролога к развязке; они воздействуют силой сложения, настойчивым повторением, по сути, одной и той же пластической ситуации.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых

Впервые за последние сто лет выходит книга, посвященная такой важной теме в истории России, как «Москва и Романовы». Влияние царей и императоров из династии Романовых на развитие Москвы трудно переоценить. В то же время не менее решающую роль сыграла Первопрестольная и в судьбе самих Романовых, став для них, по сути, родовой вотчиной. Здесь родился и венчался на царство первый царь династии – Михаил Федорович, затем его сын Алексей Михайлович, а следом и его венценосные потомки – Федор, Петр, Елизавета, Александр… Все самодержцы Романовы короновались в Москве, а ряд из них нашли здесь свое последнее пристанище.Читатель узнает интереснейшие исторические подробности: как проходило избрание на царство Михаила Федоровича, за что Петр I лишил Москву столичного статуса, как отразилась на Москве просвещенная эпоха Екатерины II, какова была политика Александра I по отношению к Москве в 1812 году, как Николай I пытался затушить оппозиционность Москвы и какими глазами смотрело на город его Третье отделение, как отмечалось 300-летие дома Романовых и т. д.В книге повествуется и о знаковых московских зданиях и достопримечательностях, связанных с династией Романовых, а таковых немало: Успенский собор, Новоспасский монастырь, боярские палаты на Варварке, Триумфальная арка, Храм Христа Спасителя, Московский университет, Большой театр, Благородное собрание, Английский клуб, Николаевский вокзал, Музей изящных искусств имени Александра III, Манеж и многое другое…Книга написана на основе изучения большого числа исторических источников и снабжена именным указателем.Автор – известный писатель и историк Александр Васькин.

Александр Анатольевич Васькин

Биографии и Мемуары / Культурология / Скульптура и архитектура / История / Техника / Архитектура
Повседневная жизнь египетских богов
Повседневная жизнь египетских богов

Несмотря на огромное количество книг и статей, посвященных цивилизации Древнего Египта, она сохраняет в глазах современного человека свою таинственную притягательность. Ее колоссальные монументы, ее веками неподвижная структура власти, ее литература, детально и бесстрастно описывающая сложные отношения между живыми и мертвыми, богами и людьми — всё это интересует не только специалистов, но и широкую публику. Особенное внимание привлекает древнеегипетская религия, образы которой дошли до наших дней в практике всевозможных тайных обществ и оккультных школ. В своем новаторском исследовании известные французские египтологи Д. Меекс и К. Фавар-Меекс рассматривают мир египетских богов как сложную структуру, существующую по своим законам и на равных взаимодействующую с миром людей. Такой подход дает возможность взглянуть на оба этих мира с новой, неожиданной стороны и разрешить многие загадки, оставленные нам древними жителями долины Нила.

Димитри Меекс , Кристин Фавар-Меекс

Культурология / Религиоведение / Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука