Читаем Пинакотека 2001 01-02 полностью

Все листы – городские сцены, чаще всего многолюдные, иногда – с одинокой фигурой. Герои их неотличимы друг от друга, их профили повторяются, лица едва намечены, на них никогда не падает свет, да и цвета они того же, что и кирпичные стены домов.

Экстер, кажется, совсем не занимала метафизичность сюжета новеллы, ей важно было другое: среда, взрастившая этот сюжет. И она пишет город – сумрачный, тревожный, откуда нет выхода, за стенами которого неизвестность. «Таинство крови» Экстер – это театр теней, навязчивых видений, преследующих призраков. И это спектакль, в котором все-таки есть сюжет, только совсем иной, не повествовательной, природы.

Подобное часто бывает в музыке: одна тема повторяется вновь и вновь, медленно и неотвратимо нагнетая тревогу, пугая своей неизменностью и нескончаемостью. Так и здесь: от листа к листу ничего не происходит; только город (франсовская средневековая Сиена) словно бы окружает, наступает, втягивает в себя.

Сиена у Экстер – это и мираж, и вполне устойчивый образ. Два этих ощущения не ослабевают от листа к листу: мираж не рассеивается, образ не обретает конкретность; как будто поворачиваются невидимые зеркала, отражая все время одно и то лее, хотя, может быть, и с разных сторон.

И опять же: пластическую ситуацию «Таинства крови» Экстер можно описать в терминах чисто театральных. Если придвинуть иллюстрации одну к другой, возникает эффект, подобный вращению сценического круга, на котором выстроена единая установка – в особенности, когда круг поворачивается несколько раз и во время движения на нем разыгрываются какие-либо сюжеты.



10. Пьер Ронсар Стихи. 1946

Бумага, гуашь Частное собрание. Оксфорд. США


11. Эсхил Семеро против Фив. 1930Бумага, гуашь Частное собрание. Нью-Йорк


«Таинство крови» – особый случай в искусстве Les Livres Manuscrits Экстер. Конечно, образный строй книги обусловлен атмосферой новеллы, но также и тем, что в этот – единственный, кстати, – раз художнице довелось иллюстрировать прозу. Отсюда – и некая герметичность пластики, и отрешенная, сосредоточенная в себе образность. Все остальные книги Экстер (вспомним хотя бы ее Ронсара, ее Вийона) совсем не похожи на эту. Заимствуя известное и замечательное название, их можно было бы определить как «Книги ликований». Именно так: подразумевая и всю широту, и всю эмоциональность слова «ликование».

Среди «Книг ликований» Экстер, возможно, самая впечатляющая и наиболее вдохновенная – «Ода к Вакху » Горация. О ней можно было бы написать поэму, если бы листы ее сами не были написаны к стихам.

Поразительно, какой огромный, какой волшебный мир возникает у Экстер в связи с небольшой, всего в пять строф одой. Герои его – Вакх и вакханки, сатиры, нимфы, наяды. И еще – птицы, бабочки, черепахи, виноградные лозы и грозди, цветы и листья. А еще – кубки, подносы, ткани, звериные шкуры…

«Петь ничтожное, дольнее//Больше я не могу!» – восклицает Гораций. И, вторя ему, Экстер дает жизнь миру, в котором разлита пьянящая радость – только она одна – миру, который еще не знает, что такое увядание и печаль.

Листы написаны с такой энергией, что чувствуется, как увлекали, как гипнотизировали Экстер строки Горация и какое счастье доставляло ей облекать их в плоть красок и форм.

Может показаться, что листы к «Оде к Вакху» – вольная фантазия на тему античности. Фантазия Экстер, действительно, ничем не скована и за ней, в самом деле, античность. Но античность Горация!

При всей бессюжетности оды, при всей словесной экзальтации образы ее поражают живой конкретностью, осязаемостью и зримостью. «Жуткая вещественность» – говорил о них Гёте. Плюс еще горациевские метафоры, символы, сравнения: они вспыхивают в каждой строке, сплетаясь в драгоценную ткань, чарующую своими переливами и сверканием.

«Ода к Вакху» Экстер – это ода цвету, краскам, ода цветению и красоте. Если говорить о палитре книги, то она – беспредельна. А главное – каждый цвет подается в полную силу, подобно горациевому слову, осязаемо, зримо, материально. И, как в строках поэта, все сказанное кажется сказанным впервые, цвет у Экстер ослепляет своей первозданностью, полнотой и силой.

В одах и гимнах Еорация то и дело упоминается счастливая страна – где-то за морем, на островах – недосягаемая и желанная. Если можно так сказать, место действия «Оды к Вакху» Экстер именно там – на островах мечты поэта.

Уже говорилось о том, что театр был контекстом Les Livres Manuscrits Экстер. И первое, что вспоминается в связи с «Одой к Вакху», безусловно, «Фамира Кифаред» в Камерном театре. Неутихающие цветовые вихри, пронзительные цветовые рифмы, безостановочный круговорот красок и форм – все в «Оде к Вакху» возвращает в памяти первый спектакль художницы. Без слова «контекст» не обойтись и в разговоре еще об одной «античной» книге – «Семеро против Фив» Эсхила. Только здесь у Экстер все иначе: книга оказалась контекстом спектакля.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых

Впервые за последние сто лет выходит книга, посвященная такой важной теме в истории России, как «Москва и Романовы». Влияние царей и императоров из династии Романовых на развитие Москвы трудно переоценить. В то же время не менее решающую роль сыграла Первопрестольная и в судьбе самих Романовых, став для них, по сути, родовой вотчиной. Здесь родился и венчался на царство первый царь династии – Михаил Федорович, затем его сын Алексей Михайлович, а следом и его венценосные потомки – Федор, Петр, Елизавета, Александр… Все самодержцы Романовы короновались в Москве, а ряд из них нашли здесь свое последнее пристанище.Читатель узнает интереснейшие исторические подробности: как проходило избрание на царство Михаила Федоровича, за что Петр I лишил Москву столичного статуса, как отразилась на Москве просвещенная эпоха Екатерины II, какова была политика Александра I по отношению к Москве в 1812 году, как Николай I пытался затушить оппозиционность Москвы и какими глазами смотрело на город его Третье отделение, как отмечалось 300-летие дома Романовых и т. д.В книге повествуется и о знаковых московских зданиях и достопримечательностях, связанных с династией Романовых, а таковых немало: Успенский собор, Новоспасский монастырь, боярские палаты на Варварке, Триумфальная арка, Храм Христа Спасителя, Московский университет, Большой театр, Благородное собрание, Английский клуб, Николаевский вокзал, Музей изящных искусств имени Александра III, Манеж и многое другое…Книга написана на основе изучения большого числа исторических источников и снабжена именным указателем.Автор – известный писатель и историк Александр Васькин.

Александр Анатольевич Васькин

Биографии и Мемуары / Культурология / Скульптура и архитектура / История / Техника / Архитектура
Повседневная жизнь египетских богов
Повседневная жизнь египетских богов

Несмотря на огромное количество книг и статей, посвященных цивилизации Древнего Египта, она сохраняет в глазах современного человека свою таинственную притягательность. Ее колоссальные монументы, ее веками неподвижная структура власти, ее литература, детально и бесстрастно описывающая сложные отношения между живыми и мертвыми, богами и людьми — всё это интересует не только специалистов, но и широкую публику. Особенное внимание привлекает древнеегипетская религия, образы которой дошли до наших дней в практике всевозможных тайных обществ и оккультных школ. В своем новаторском исследовании известные французские египтологи Д. Меекс и К. Фавар-Меекс рассматривают мир египетских богов как сложную структуру, существующую по своим законам и на равных взаимодействующую с миром людей. Такой подход дает возможность взглянуть на оба этих мира с новой, неожиданной стороны и разрешить многие загадки, оставленные нам древними жителями долины Нила.

Димитри Меекс , Кристин Фавар-Меекс

Культурология / Религиоведение / Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука