Кроме того, при создании знаменитого генерального плана новой столицы России в духе идеальных городов, распланированных по принципам Вобана, Леблон создал художественную утопию будущего Петербурга. Так же, как и в замыслах Петра Великого, она была продумана в деталях с точки зрения устройства жизни города и его социальной стратиграфии. Однако взгляды архитектора и императора не совпали. Как ни странно, зодчий даже больше, чем Петр, придавал значение военной символике, предложив создать мощную и сложную систему укреплений, охватывающую столицу огромным овалом многочисленных «колючих» бастионов. Величие власти было в его проекте выражено тем, что основные проспекты устремлялись с четырех сторон к дворцу, который архитектор предполагал возвести на Васильевском острове. Не была забыта и коммерция – на плане Леблона был обозначен целый ряд гаваней для купеческих судов, складов товаров, гостиных дворов. Архитектор принял участие в создании образцовых проектов жилых домов, предназначенных для людей с различным достатком, для которых предполагалось выделить отдельные кварталы города.
Несмотря на красоту идеи и великолепную графику, проект Леблона не мог понравиться Петру Великому, поскольку не соответствовал ни его представлениям о планировке новой столицы, ни уже сложившейся топографии раннего Петербурга. Царь имел в виду намного более простую схему регулярного поселения, как на его собственноручном плане «столичного города на острове Котлин» или в проекте застройки Васильевского острова, сделанного в соответствии с его мыслями Доменико Трезини.
По сравнению с изящными французскими проектами первых десятилетий XVIII века, времени возникновения рококо, работы Леблона для России кажутся чрезмерно строгими, монументальны ми и несколько «запаздывающими», на грани классицизма и барокко. Леблон недолго прожил в Петербурге. В 1718 году он умер от оспы. Однако благодаря французскому архитектору Россия познакомилась с европейским классицизмом в его самом рафинированном варианте. Пространственный размах и изысканность регулярных композиций Леблона содействовали формированию стиля русского императорского барокко. Цельность и строгие композиционные принципы елизаветинского барокко были близки идее планировочных композиций Леблона. Регулярность архитектуры русского барокко позволила впоследствии сравнительно легко перейти к собственно классицизму.
Исключительно важной представляется попытка Леблона вести все дворцовое строительство новой столицы согласно продуманному до мелочей цельному проекту. Без этого возникновение единого стиля оказывалось невозможным даже по чисто практическим причинам. Французский зодчий был озабочен не только созданием нового плана города, но и устройством девятнадцати мастерских, исполнявших все необходимые работы, включая отделку интерьеров и изготовление мебели 4*
. Архитектор привез с собой выдающихся мастеров, среди которых – резчик Николя Пино 5* . Предложенная Леблоном система организации работ была принята впоследствии Никколо Микетти, а с 1730-х годов – Франческо Бартоломео Растрелли.Возможно, нет ничего случайного в том, что величайший из зодчих России середины XVIII столетия Растрелли родился в Париже в семье итальянского скульптора и прожил во Франции первые полтора десятилетия своей жизни. После смерти Людовика XV его отец Карло Бартоломео одновременно с Леблоном поступил на службу к Петру Великому. Для Франческо Бартоломео Растрелли французские впечатления юности оставались важными всю жизнь. Сами планировочные принципы дворцов и парков Царского Села и Петергофа можно сопоставить с Версалем. Мощный талант Растрелли способствовал утверждению в русском зодчестве того единства стиля, который станет основой синтеза классицизма. Елизаветинское барокко с его версальскими реминисценциями обозначило общие пути русской и западноевропейской, прежде всего – французской школ. Не случайно, Жан-Батист Мишель Валлен-Деламот был приглашен в Россию еще при Елизавете Петровне, до наступления эпохи екатерининского Просвещения.