Пиня

Конверт был запечатан. Поначалу Пиня даже не обратил внимания на подозрительно легкий вес «письма». Видимо, внутри крупные купюры, а их много быть и не может. Он повернулся в сторону окна, приподнял конверт на уровень глаз. И не поверил в то, что увидел. Внутри ничего не было. Пиня надорвал край, заглянул внутрь. Пусто.

Сначала он подумал, что это Онищенко взял. Но парень бы не осмелился, он прекрасно понимал, кому везет деньги и что с ним будет, если Пиня хоть чего-то недосчитается. Но лучше, конечно же, проверить. Позвонить, узнать, сколько ему передали или потребовать объяснений.

Вытащил телефон, нажал на кнопку вызова. «Номер не существует». Он сменил номер. Уже успел за утро. Онищенко ни при чем, хотя Пиня его, конечно же, допросит; но не сейчас, пускай Гриша немного успокоится. Чем-то он, похоже, заказчика не устроил, и тот решил не платить. А ведь Пиня учел все, и внешность, и размер. Расстарался, как мог, и вот она, благодарность.

Адрес. Онищенко должен был запомнить, где он живет. Пиня бегом бросился в мойку, подскочил к Онищенко, стоявшему над раковиной с грязной посудой. Тряся перед лицом ничего не понимающего солдата конвертом, Пиня прокричал:

— Онищенко! Адрес, быстрее! Где он живет?

В глазах Онищенко появилось знакомое беспокойство. Он зашевелил губами и не смог ничего сказать. Пине это понравилось, ситуация, похоже, возвращалась под контроль.

Ему на плечо легла рука и довольно грубо развернула. Гриша стоял так близко, что Пиня почувствовал запах его пропотевшего кителя.

— Пендерецкий, — сказал Гриша спокойно и зло. — Если ты еще раз подойдешь к нему, да хоть к кому-то из моего взвода, дослуживать будешь на больничной койке. Ты понял меня?

Пиня молчал. Перепуганные глаза молодых, бросивших работу, смотрели на них с ужасом и интересом. Если он сейчас произнесет хоть одно неверное слово, все закончится. Но говорить ему не пришлось, за него все сказал и сделал Гриша.

— У тебя есть свой взвод, ими командуй. Здесь, как ты заметил, никого из твоих нет. А теперь пошел на хер отсюда.

Гриша протащил его через всю мойку (Пиня чуть не сбился с ног), а потом пинком вытолкнул за дверь. Пиня распластался на полу, склизком и вонючем. Коридорный, орудовавший шваброй неподалеку, застыл и перестал дышать.

— Че смотришь, работай! — крикнул Пиня.

Солдат сделал несколько механических движений, без особого, впрочем, энтузиазма. Слух расползется очень быстро. Вопрос нескольких минут.

Он вышел на задний двор столовой, закурил. Мороз сразу защекотал в тех местах, где штаны и рукава слегка подмокли после падения. Вокруг баков с помоями копошились птицы. Тоска, абсолютно ясная, почти осязаемая. Последняя мысль была о том, что теперь, похоже, снова придется привыкать к собственной фамилии. Но ничего. Он что-нибудь придумает.

Пендерецкий выдохнул дым, затушил окурок и вернулся в столовую.

Опубликовано в журнале «Сноб» № 10 (75), 2014