Раннее утро буднего дня, парк почти пуст, хотя по центральной аллее уже катаются на роликах, остальные же прохожие — местная рабочая сила: большинство из них — либо обслуживающий персонал из Диво-острова, либо строители от Пирамиды и Стадиона. Скамейки, похожие на арфы, заколдованные черным вредительским волшебством, почти все пусты и все еще чисты, потому что время утреннее и на улице свежо… Тушин, несколько припоздав, все же среагировал боковым обзором на движение — так и есть: вон тот старик, что, кряхтя, оторвал свою жирную тушку от извивного скамеечного лона и теперь ковыляет навстречу — не случайный прохожий, это Борис Викторович Томичев, член президиума «Совета» (союза ветеранов-нелегалов из внешней разведки). Это, значит, Боря именно его ждал, высиживал. На вчерашнем президиуме Борька отсутствовал, по какой-то «уважительной причине»… Клистир, небось, не вынуть было…
— Здравствуй, Вадюша! Прямо как чувствовал, что тебя увижу!
— Я тебе не Вадюша, сколько раз повторять! Чего пришел?
— Ну, извини, старика, прости склеротика… Вадим Тиберьевич. А пришел я — тут ты прав — с тобою повидаться, перетолковать. Наслышан, весьма наслышан о твоем вчерашнем демарше…
— Каком еще демарше, не понимаю, о чем ты?
— Ну, дебоше. Предлагаю сначала о деле, а потом просто поболтаем по-стариковски. Отойдем, Вадим Тиберьевич, давай отойдем, что проку орать на всю аллею? Ты на часы не смотри, у тебя еще восемнадцать минут до начала рабочего дня, да идти — минус четыре минуты. Итого… «у нас еще в запасе четырнадцать минут»!..
Когда-то Боря Томичев трудился в Соединенных Штатах, тоже на нелегальном положении, там, небось, и привык жрать без меры, по-американски… Долго работал, наверное, хорошо действовал, коли сам Примаков Евгений Максимович, тогдашний начальник внешней разведки, удостоил его личной благодарностью. Об этой кульминации Бориной карьеры нынче только зулусы не знают, да и то вряд ли убереглись. Болтун тщеславный, а больше никто, был человек, да весь вышел.
Тушин, теперь уже никого не стесняясь, огляделся на все четыре стороны — вроде, нигде ничего такого угрожающего. Да только глаза у него… увы… как им поверишь?..
— Все чисто, не юродствуй, Вадим. Ты еще на снайперов окрестности проверь… Вот постановление: ты исключен из наших рядов.
Тушин вынул из Бориной жирной, в мелких неглубоких морщинках, руки и развернул постановление, начертанное на простом писчебумажном листике, формата А-4… Тыльная сторона чиста, казовая — на треть заполнена компьютерным кеглем ньюроман 16. «За дискредитацию…»… «неоднократные грубые нарушения Устава общественной организации…»… Названия общественной организации нет, печати нет, реквизитов нет, подпись неразборчива.
— Ясненько. На, возьми обратно. Я как тебя увидел — сразу понял: этот мешок с дерьмом черную метку мне приготовил. Идиоты вы, там, в детство впавшие. Все до одного! Джентльмены, мля… удачи…
— Разумеется, Вадим Тиберьевич, разумеется, ты был и остаешься среди нас единственным приятным исключением, тлетворному влиянию времени отнюдь не подлежащим.
— Кто бы сомневался. Ну, и? Ты мне цидулку передал, я прочел, что еще? А, Боря? Может, недоимка общественных средств за мною?
— Да и всё. Нет никаких недоимок. На этом официальная часть завершена, миссия моя закончена. Могу я рассчитывать просто на короткий разговор со своим сверстником и соратником? Доведется ли еще когда? Возраст-то у нас с тобою не детский.
— Боря, это у меня возраст не детский, а ты лет на пять-шесть меня моложе. Впрочем, мне, в отличие от таких как ты, апоплексический удар не грозит.
— С чем тебя и поздравляю. Вадим, слушай, давно тебя спросить собирался… раньше-то, вроде как, нетактично было… сугубо из любопытства…
— У… о-о-о… кажется, накаркал сам себе… ох…
— Ты чего?
— Ай, ничего, так. У тебя валокордин есть? Или корвалол?
— Нет, валидол. Хочешь?
— К черту валидол. Не надо, Боря, сейчас само пройдет.
— Нитроглицерин есть.
— В каплях?
— В таблетках.
— А, все равно давай!
Тушин откупорил пластмассовую крышечку, осторожно, с третьей попытки вытряхнул на трясущуюся ладонь белую крупинку и, прежде чем положить ее под язык, поставил крышечку обратно. Трубочку вернул собеседнику, вынул из под мышки трость и вновь оперся на нею левою рукой.
— Порядок?
— Вроде, отпустило. Благодарствую.
— Не за что.
— Спрашивай. Ты собирался спросить что-то?
— У тебя какое наградное?
Тушин даже и на мгновение не замешкался, словно бы годами репетировал ответ на необычный вопрос:
— Кортик.
— Все шутишь? Нет, я серьезно?
— ТТ, обычный, с дарственной гравировкой, с неполной обоймой(Тушин врал по привычке, на всякий случай, это был ПМ). В домашнем сейфе лежит, как положено: ствол отдельно, заряды отдельно, обойма отдельно. Один заряд проверил, каюсь, мало ли что прапоры-интенданты подсунут… Ерунда, конечно, полная, но все-таки дает иллюзию некоторого спокойствия. А вот на улице носить боюсь: сам знаешь, какие нынче улицы! Нападут, отнимут, да еще из твоего же ствола кого-нибудь убьют…
— ТТ? Вот странно. Я даже не думал…