Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919)

Ну, конечно, я понимаю вас с точки зрения векового исторического вашего идеала, но надо же считаться и с материальною стороною дела. Палестина – камень и песок, одичалые горы, запущенные степи, тощие реки, безлесье, отвратительное побережье, солончаки, малярия, бедуины, саранча… Палестина не в состоянии прокормить евреев, если сионистское движение примет широкие размеры. Вы задохнетесь в этой банке с песком хуже, чем даже в вашей злочастной черте оседлости, не говоря уже о том, что в Палестину вас покуда не пускают, да если и пустят, то ни турки, ни европейский контроль не оставят вам той самостоятельности, какую под протекторатом просвещенных мореплаваталей⁹ вы можете приобрести и развить в Уганде. Не забудьте, что эмиграция свободного еврейства из Палестины началась задолго до Веспасиана!.. Палеcтина не решает экономических вопросов еврейского рассеяния. А Уганда – рай! (Амфитеатров 1905:14).

В ответ на эти вроде бы не лишенные трезвого взгляда на вещи аргументы Нахум приводит притчу, смысл которой сводится к тому, что рай – это не место покоя и удовлетворения телесных желаний, а форма исполнения веры, и с этой точки зрения Уганда раем быть никак не может.

Что мне Уганейда, – говорит он рассказчику, – когда я ищу Сион? Разве Африка – Ханаан? Разве Уганейда – Иерусалим? Если один такой Герцль имеет силу собрать Израиль в Сион, я его человек. Если у Герцля нет силы для Сиона, я скажу ему: «Господин доктор Герцль! Сделайте мне, прошу вас, милость, оставляйте старого Нахума в покое починять часы в Вологде!., (там же: 19).

Свой мятежный характер и антиромановские настроения Амфитеатров продолжал проявлять и в Италии – так, в частности, одну из демонстраций в Риме, организованную левыми партиями в качестве протеста против российской политики (1905 г.), он поддержал, обратившись к демонстрантам с такими словами:

Благодарю римский народ от имени либеральной партии за эту красноречивую демонстрацию и симпатии к нам… (цит. по: Мизиано 1972:120).

Амфитеатров прожил в Италии до 1916 г., после чего вернулся в Россию, но после прихода к власти большевиков, летом 1921 г., вновь совершил эмиграцию и весной поселился в Италии уже навсегда. Оба этих итальянских периода в биографии писателя изучены достаточно полно (см.: Гарэтто и др. 1993: 73-158; Гарэтто 1997: 339–621; Гарэтто 2006: 344-53), однако имеющиеся сведения о его знакомстве с Рутенбергом крайне скудны. Между тем доподлинно известно, что они были хорошо знакомы и поддерживали добрые отношения. См., к примеру, письмо Амфитеатрова Горькому из Кави ди Лаванья (сентябрь 1909 г.), в котором он сообщал:

Провел у меня два дня Рутенберг. Очень хорош и прочен. От мании преследования освободился, подозрительность и неврастению избыл, производит впечатление сильное и рабочее. Всем нашим замечательно понравился (Горький и русская журналистика 1988:162-63).

О том же речь идет и в другом его письме тому же адресату (7 сентября 1911 г.):

Был на днях, проездом к месту служения, Рутенберг, очень веселый, оживленный (там же: 336).

Именно к Амфитеатрову отсылает Горький Е.П. Пешкову, вероятно обратившуюся к нему с просьбой разузнать адрес Рутенберга (письмо от 25 августа (7 сентября) 1912 г.) (Горький 1997-(2007), X: 105).