Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919)

Все о том же – об отсутствии денег – идет речь в письме от 14 февраля 1914 г. – уже не Савинкову, а новоприобретенному товарищу и соратнику по борьбе из другого лагеря, на сей раз еврейско-социалистического (о соратнике и новом лагере подробнее – ниже) Давиду Гольдштейну:

Дорогой Давид Рафаилович.

Необходимо, чтоб Вы и другие, кого Вы посчитаете нужным, покрыли хоть часть расходов последней моей поездки.

Надежды на деньги, что рассчитывал получить за продажу патента, лопнули. Работать не могу, заработков нет. Очутился в затруднительном положении.

Необходимо, чтоб Вы устроили кассу и для ближайших расходов, поездки в Рим, Турин, Милан. Своих средств у меня для этого абсолютно никаких…

Привет.

П. Рутенберг¹⁹

Причину хронической нехватки денег – при имевшихся у него, и немалых, заработках – помогает понять донесение одного из секретных осведомителей, ведших за Рутенбегом неусыпное наблюдение. 11/24 апреля 1915 г. филер сообщал из Парижа в Петербург о том, что пришедшую первую половину причитающихся «за изобретенную им машину, бывшую на выставке в Генуе», 200 ООО франков Рутенберг положил «на дела по освобождению Палестины» (полностью донесение приведено ниже).

Итак, в жизни вчерашнего революционера, хорошо памятного убийством Гапона, сформировался и вызрел новый сюжет: не только имеющиеся у него деньги, но всю свою неукротимую энергию Рутенберг решил теперь целиком направить «на дела по освобождению Палестины».

* * *

Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда привело в движение давно назревавший в Европе военный конфликт – в агусте началась Первая мировая война. В стихотворении «Наши дни», опубликованном в еженедельнике «Еврейская неделя», И. Ясинский метафорически сближал современные события с делами давно отшумевших эпох:

Безумием войны
Страна палима,
И дни повторены
Ерусалима,
Когда всеалчный Рим
Рим – столп закона! —
Рубил мечом своим
Детей Сиона
И оскверненных дев
Бросал вдруг в пламень,
И яд – его был гнев,
И сердце – камень.
Иль хочется сказать:
Вот Германдада
Зажгла костры опять
Святого ада.
Доносится к нам гарь
И дым пожара;
И не одна Агарь —
В пустыне Сара.
О, век ужасных дел
И слов ужасных,
Бесправия предел
Людей несчастных.
Чей голос прогремит
За человека?
И выдержит чей щит
Удары века?
Где проблеск хоть один
Грозы спасенья?
Где правды исполин,
Где ангел мщенья?

(Ясинский 1915: 48)

Впрочем, и без ярких метафор вскоре стало понятно, что одними из главных жертв войны станут евреи. Но мысли Рутенберга сосредоточились не на пассивном ожидании трагического исхода, а на поисках деятельного выхода. Он пришел к выводу, что коль зло неизбежно, следует извлечь из сопротивления ему максимальную пользу. Поскольку теперь для него не было ничего максимальнее требования добиться официального международного признания права евреев на Эрец-Исраэль и тем самым вернуть народ туда, откуда он был 2000 лет назад изгнан, мысль об использовании войны как средства достижения этой цели стала преобладающей (об этом периоде в жизни Рутенберга и его значении как еврейского общественного деятеля см. содержательную статью: Mintz 1982: 191–211; позднее этот материал в расширенном виде вошел в его кн.: Mintz 1988).

В статье «Два года назад <1>», написанной через два года и опубликованной в нью-йорской идишской газете «Di varhayt» от 30 июля 1916 г., Рутенберг ссылается на свой дневник августа 1914 г. (цитируемые здесь и далее в этой главе статьи из газеты «Di varhayt» полностью приводятся Приложении IV):