Читаем Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942) полностью

Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942)

Мне кажется, что Вашему делу грозит опасность потерять душу. Опасность эта не минет, даже если Б<агарав> останется, если не изменятся те условия, в к<ото>рые он был в последнее время поставлен, лишающие его всякой возможности работать ответственно и с честью. Тут не только вопрос жизненного пути человека, отдавшего себя всецело служению делу и теперь, после десяти лет, поставленного перед вопросом возможности продолжать работу, – а вопрос судьбы самого дела. Потому что уход Багарава и Каца будет ударом, от к<ото>рого Ваше дело не оправится, – ударом внутренним и именно поэтому наиболее пагубным. Вы знаете, что Вы человек не из легких. Я Вас не критикую, я констатирую факт. И ввиду этого факта, если нашелся человек, к<ото>рый в течение десяти лет нес все бремя Вашего дела, к<ото>рый всецело ушел в него и совершил неимоверное усилие, чтобы к Вам приспособиться, с Вами сжиться и сработаться, если такой человек от Вас уйдет, то помимо сопряженной с этим ответственности за потерю рабочей силы, накопленного знания и опыта, навыка, связей и инициативы – один только человеческий момент личного разрыва неминуемо подорвет Ваш престиж к<аж ответственного шефа, к<ото>рый в критическую минуту не смог предотвратить такой катастрофы. Я дрожу при мысли, что те опасения, к<ото>рые я здесь высказываю, превратятся в действительность, что часть khevrat ha-khashmal[63] и Ваше имя потерпят такой ущерб, не говоря уже об ущербе, к<ото>рый будет нанесен работоспособности дела. Никто Вам этого не простит – в первую линию никто из Ваших служащих, вера которых в Вас будет неисправимо подорвана.

Нужно проявить большое душевное усилие, чтобы преодолеть все происшедшее и восстановить нарушенное равновесие. Теперь главное не установить вину – виноваты все, и порчей крови все ее искупили – а создать возможность дальнейшей работы. Вы один способны на такое душевное усилие, ибо Вы больше всех и всех ответственнее. Вы будете отвечать за все – перед собой и перед другими. Тут должен действовать призыв к высокой сионистской ответственности, носителем коей Вы всегда являлись в моих глазах. Потому что недопустимо, чтобы на таких важнейших стратегических пунктах нашей позиции наша сила и боевая способность зависели от личных трений, к<ото>рых мы не в силе преодолеть.

Все это у меня было на языке, когда я брался за трубку телефона, чтоб позвонить Вам в Хайфу и когда ждал в Вашей передней в Тель-Авиве. Теперь, возможно, что все то, что я сказал, придет слишком поздно. Если нет – то поймите, Петр Моисеевич, что даже если катастрофы не будет и Б<агарав> останется, нельзя, чтоб он остался так, с чувством задавленной обиды. А чтобы этого не осталось – нужно товарищеское объяснение. В нем должны были участвовать – для того, чтобы оно было «all round» – и гистадрутовские люди, к<ото>рые были причастны к этому делу: Б<ен> Г<урион>, Ремез, Б. Репетур, может быть, и Давид. Конечно, и Абрам Моисеевич, Багарав, Кац, Д. Аифшиц. Я не сомневаюсь, что такое разъяснение выравнило бы все и создало новую атмосферу, без к<ото>рой я не вижу возможности успешной работы khevrat ha-khashmal и гармонического сотрудничества histadrut[64] с ней и с ее штабом.

Теперь до свидания. <…>

Всего Вам лучшего. Не взыщите за слишком длинное письмо и за неровный почерк – немножко качает.

Ваш Shertok[65].

От имени Ahdut ha-avoda[66] – спасибо.