Пинок сонетов (2020)

Я не люблю быть на улице,
Там тошно и неуютно,
Повсюду дома сутулятся,
И в спину тайком плюют. Но
Квартира ведь тоже клетка,
Романтики скажут хором.
В ней каждая табуретка
Глядит, мол, немым укором.
Ну ладно, допустим, вышел,
Но только с условием: к ночи.
Дождь засопливил по крышам,
И будто сожрать меня хочет,
Накрыл пеленой бесцветной
Вцепился в меня пираньей…
Я промочил сигарету,
Она оказалась крайней.
Но это не слишком грустно,
Ведь спички оставил дома.
Вот так осознал искусство
Приёмчиков против лома.
Но я ничего. Я выстою.
Разбитый дождем и полночью.
Прошляюсь походкой быстрою,
Людей называя сволочью.
От этого прежде легчало,
Хотя понимал чуть позже:
Во мне человека мало,
А сволочи как-то больше.

«Я хочу, чтоб это сделал друг…»

Я хочу, чтоб это сделал друг:
Чтоб бутылкой только что распитой,
О бетон на лестнице разбитой,
Ткнул меня как плавательный круг.

Я хочу, чтоб мыла взяв кусок,

Не скупясь, не помня про обиды,
Он веревку мылил не для виду
И крепил на крюк, под потолок.

Я хочу, чтоб сильною ногой

Он сломал гнилую табуретку.
Не взыщу. И на листочке в клетку
Напишу, что кончил сам с собой.

Напишу, что нет ничьей вины,

Благодарность выскажу конечно.
Вот везёт нам, почему-то, грешным…
Для чего ж ещё друзья нужны?

И, считая каждый сердца стук,

(ведь любой окажется финальным),
Осознаю: это гениально,
Хорошо, что это сделал друг.

«Частицы морфия бежали по трубе…»

Частицы морфия бежали по трубе,
Игла казалась трёхметровой спицей.
А я сидел с торчащим в вене шприцем
И с лёгким отвращением к себе.
И жизнь моя, как яркое кино.
Я режиссировал, как Тарантино Квентин,
Все ваши бредни запивая "бренди",
Я слал плевки в открытое окно.
Мне стало тошно, слабость одолев,
Я посмотрелся в зеркало невольно:
Я стал скотом, отчасти добровольно
И поместил себя в особый хлев.
Я знаю всё, что нужно о себе,
Брокгауза с Эфроном не тревожа!
Ведь я когда-то тоже осторожно
Внедрил себя частицей по трубе.
Чуть меньше года проведя во тьме,
Я в чаяньях фальшивых развивался
И не заметил сам, как оказался
В нелепой до безумства кутерьме.
Промчались месяцы, за ними и года
И вот мне очевидным показалось,
Что вовсе никакого не осталось
От чаяний фальшивых и следа.
Сюжет простой, в нём нет особых черт,
Такие здесь встречаются повсюду,
Я для судьбы, как основное блюдо,
А вовсе не изысканный десерт.
Мне оставалось сдаться и залечь,
Не развивая томных философий.
Я сочинил историю про морфий,
Чтобы себя хоть как-нибудь развлечь.
Но, вылежав до донышка кровать,
Не допущу окамененья стана,
И плюнув зеркалу в лицо, я встану
И вновь отправлюсь с миром воевать.