Пинок в светлое будущее

– Суконникова.

– Не важно. Ну хорошо, хорошо, Суконникова, – поморщился Сидорчук.

Людмила Осиповна принялась с шумом листать журнал. Она долго дергала исписанные страницы туда и обратно, пока наконец не уставила на врача несчастный взор:

– А у нас того… никакой Суконниковой у нас в палатах не лежит.

– Как же не лежит? В седьмой палате она! – не выдержала Зинаида.

– Людмила, быстро посмотри в седьмой палате. Да не надо никуда бегать! По списку посмотри!

Женщина снова принялась дергать листы.

– А в седьмой… у нас ее тоже не лежало. И до сих пор не положили… – испуганно сообщила она.

Врач победно развел руками:

– Вот видите, уважаемая, не лежало!

– А вы уверены? – прищурилась Зинаида. – А если мы сходим в ту самую палату? Да еще и у больных спросим? Нет, я вас сразу хочу предупредить, у меня матушка весьма видный политический деятель…

– А мне давеча говорила, что только общественный! – на ухо главврачу пробормотал охранник.

– Так вот, если меня не проведут в седьмую палату…

Сидорчук Максим Валерьевич надменно хмыкнул:

– Милая моя, неужели вы думаете, что с вами там кто-то станет беседовать? Вы у нас кто? Поп-звезда? Известный киноактер? На что вы тогда рассчитываете?

Но Зинаида уже уверенно направлялась в седьмую палату. За ней потянулись и люди в белых халатах.

– Откройте! – потребовала Корытская, остановившись возле двери.

– Откуда вы знаете, что она закрыта? – вдруг блеснул глазами рыжий Сидорчук. – Вы уже сюда тайно прокрадывались?

– Да что вы! – фыркнула Зинаида. – Просто по роду службы я… я уже снимала репортаж про подобные заведения.

– А какой, простите, у вас род деятельности? Кем вы трудитесь, если не секрет? – напружинился Сидорчук.

Зинаида давала себе слово – не врать. И сейчас не хотела, но у нее само вырвалось:

– Я работаю кинооператором и…

– Ке-е-е-м?

– И меня часто приглашают в психдиспансеры. Открывайте!

Дверь открыла ключом Людмила Осиповна. Руки ее тряслись, она косилась на врача, но тот был спокоен и невозмутим.

– Пожалуйста, – распахнул он створку перед «оператором». – Седьмая палата. Боюсь, что вы здесь мало чем поживитесь.

В палате находилось шесть кроватей, а больных сейчас имелось всего пять. Значит, баба Глаша действительно была здесь. Но почему никто не помнит о ее пребывании? Идиотский вопрос! Конечно, «не помнят». Она поступила к ним противозаконно, вот они и таращат глаза – дескать, никогда такой не было! Только… куда же они ее дели? Сама баба Глаша уйти никак не могла. Вон тут какие замки…

Зинаида навесила на щеки жизнеутверждающую улыбку и бодро потерла руки:

– Здравствуйте, прекрасные дамы! – залучилась она счастьем.

Прекрасные дамы из палаты смотрели недоброжелательно. Две степенные старушки лежали на кроватях с нотными тетрадками в руках и, как поняла из их разговора Зинаида, сочиняли кантату ля-минор. Кантата страшно напоминала песенку «Чижик-пыжик» без аранжировки, но старушки изо всех сил старались соорудить из простенькой известной мелодии композицию для большого оркестра, а потому на вошедших даже не глянули. Еще одна женщина возле окна безостановочно вскидывала толстую, прямо-таки слоновью ногу к подоконнику, «держала спинку» и мыслила себя, надо думать, Жизелью. Следующая особа, достаточно молодого возраста, прыгала по кровати с песней «Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец, я сладкий на все сто! О!О!О!», а потом плюхнулась на пол, схватила еще одну даму за ногу и заверещала: «Не выгоняйте меня из «Фабрики»! Я – шоколадный заяц! Вы больше нигде не найдете таких нарциссов!»

– Господи! Она же убьется! – подскочила к ней Зинаида и стала поднимать несчастную.

Однако врач смотрел на эту картину весьма спокойно, а сама исполнительница бессмертного хита вдруг оттолкнула спасительницу и прищурилась:

– Уйди, ты мне надоела со своими танцами! Мне совсем не нужен хореограф, движения у меня хорошо отточены. Пусть со мной позанимается Алла Борисовна, а то у меня немножко хромает вокал.

Та дама, которую хватала за ногу «фабрикантка», отбрыкиваясь, подошла к Зинаиде и серьезно произнесла:

– «Ну, доброе утро, старуха! Ты что-то немного сдала…»

Корытская судорожно поправила шарфик и вытянула шею.

– Не обращайте внимания, – успокоил ее Максим Валерьевич. – Ксения Прудская у нас помешана на Сергее Есенине, причем в исполнении Сергея Безрукова.

– Над чем вы сейчас работаете? Вы уже ставите «Анну Снегину»? – наседала Прудская. Потом вдруг важно выпятила живот, откинула голову и небрежно бросила: – «Давненько я вас не видала. Теперь из ребяческих лет я важная дама стала, а вы…» А вы что, не видите? Анну Снегину писали с меня! Правда, она была замужем, а у меня как-то мужики с крючка соскакивают, но… – Затем она вдруг уставилась на Сидорчука и взвыла: – «Черный человек! Ты прескверный гость. Эта слава давно про тебя разносится». Рекомендую – поэма «Черный человек». Почему бы вам ее не поставить? Получится весьма актуальная картина. И какая харизма! Здесь можно устроить смешение времен и стилей, я уже вижу, как это будет. Вот с декорацией…