Пион уклоняющийся

Нина отметила, что, несмотря на голос, прокурор из мужа получился никудышный, до упыря московского ему как до неба, тот только глянет, сразу хочется бежать и прятаться. Так что муж своей строгостью тянул разве что на завуча средней школы, поэтому Нина огрызнулась:

– Вот и ешь, а то остынет.

– Ответь на мой вопрос. Не увиливай. Что за манера увиливать? Где ты этому научилась? – Муж в образе прокурора продолжил гнуть свою линию.

Нина усмехнулась. Не рассказывать же ему про тактику уклонения.

– Я сегодня уволилась. Дела передавала.

Она ощутила вдруг зверский голод и накинулась на еду. Видимо, вовремя принятое правильное решение идёт на пользу организму.

– Ты что сделала? – Муж даже отложил вилку в сторону.

– Уволилась! – громко сказала Нина, наслаждаясь звучанием этого слова.

– Нина! Как же так? С такой хорошей зарплаты не увольняются! А кроме того, разве можно увольняться, предварительно не посоветовавшись с ответственным человеком. То есть, с мужем. Ты ведь ещё очень молода, импульсивна и можешь ошибаться в своих решениях, а такой опытный человек как я тебя вовремя поправит и направит. В нынешних условиях карьеру надо развивать, а не разваливать. Сколько я ещё смогу тянуть семью? Пора бы уже и тебе вносить свою лепту.

– Ну, генеральный предложил мне украсть денег.

– Как украсть? Где?

– Где-где! С расчётного счета, разумеется.

– Это как? Как это возможно?

Нина посмотрела на мужа, как на умалишённого. Он, что, с другой планеты? Хотя, ничего удивительного. У себя на работе он очень далек от движения денежных средств, счетов, налогов, прибылей и убытков. Он думу думает, проектирует важные объекты народного хозяйства и руководит вверенным ему подразделением таких же умников. И вся эта шатия-братия практически как жена генерального берет деньги в тумбочке, вернее в кассе, не задумываясь, откуда они там берутся. Вся эта шатия-братия требует себе не только регулярной выдачи заработной платы и премий, но и комфортных условий работы, новых компьютеров и оргтехники, столов и кресел, кондиционирования, кофемашин, пуфиков и прочей лабуды. Они не задумываются, сколько денег принесли их разработки, и сколько этих денег они проедают сами. Понятие «прибыль» им неведомо. Они требуют, требуют и требуют. Чего греха таить, как и любой бухгалтер, Нина недолюбливала рядовых трудящихся собственного предприятия, а с ними и всех остальных тоже.

– Есть такое слово «обналичка», слышал?

– Это что? Поясни, пожалуйста, будь любезна. Я не обязан знать всё, особенно то, что касается тонкостей твоей профессии.

– Это не тонкости моей профессии, это реальная жизнь. Обналичка такой процесс, когда ты по липовому договору переводишь деньги на счета определенных фирм, а тебе специальные люди их выдают наличными в чемоданах. Разумеется, за минусом определенного процента за услуги. Все так делают. Ну, многие.

– Если все так делают, то почему же ты уволилась?

– Потому что мой начальник не стал подписывать липовые договора и реестр платежей, а без его подписи я не имею права производить расчёты.

– А почему не стал подписывать?

Нина хотела сказать неизвестно откуда вдруг взявшееся у неё в голове слово «приссал», но вовремя остановилась и сказала:

– Не знаю, испугался, наверное. Мы раньше как-то без обналички обходились, у нас даже финансового директора нет, по штату не положен. Этим обычно финансовые директоры занимаются, ну, договоры липуют и всё такое. А тут мне пришлось. Ну, я и нарисовала. Хорошо, кстати, получилось. Убедительно. Вот. А он испугался, даже не прочитал, не разобрался толком. Мы ж в основном на бюджетных деньгах сидим, в белую работаем. Приходится.

– А без его подписи и этих документов перечислить никак нельзя?

– Почему нельзя? Можно. Только это уже будет не обналичка, которую еще надо как-то доказать, а элементарное тупое воровство.

– То есть, он хотел, чтобы ты для него денег за спасибо украла?

– Ну, не совсем за спасибо, за тридцать процентов. Сначала, вообще, ни о каких процентах речи не было, потом начал торговаться, когда дошёл до тридцати, я ушла.

– Тридцать процентов это сколько же получится в абсолютном выражении?

Глаза мужа сверкали живым интересом, как впрочем, каждый раз, когда речь заходила о деньгах. Нина назвала сумму. Муж присвистнул, вытаращил глаза и окончательно забыл про еду.

– И ты отказалась от таких сумасшедших денег?!

– Я отказалась на подставе быть, деньги воровать из бюджета и сидеть после этого в тюрьме.

Несвойственное Нине слово «подстава» тоже всплыло в голове, откуда ни возьмись. Необходимо всё-таки посоветоваться с психологом. Что же всё-таки с ней происходит? Если не подмена, то замещение точно. И злость эта яростная, и слова, и поведение вызывающее, и речь напористая, даже походка изменилась. Конечно, грудь выпирать будет, если не сутулиться.

– Ты представляешь, сколько всего нужного и полезного можно за такие вот деньги накупить?

Муж явно пропустил мимо ушей её слова о тюрьме. Естественно, это ж ей там сидеть, а не ему.

– Не представляю и представлять не хочу.