Пионерский гамбит

Ирка Шарабарина, а это была именно она, притаилась рядом со стеной отряда. Прислушалась. И стала пробираться к приоткрытому окну в девчачью спальню. Интересно, почему, когда мы пытаемся быть незаметными, то неизменно принимаем эту идиотскую позу — согнувшись и на полусогнутых ногах? Вот сейчас, например, это было совершенно ни к чему. Макушка Шарабариной до окон все равно не доставала. И идущий подобным образом человек привлекает к себе гораздо больше внимания, чем просто шагающий обычным образом. Ну, вроде как, из туалета возвращается… Зачем в окно лезть? По привычке?

— Нарушаем, гражданочка! — вполголоса сказал я.

Шарабарина аж подпрыгнула.

— Крамской, ты обалдел? — громким шепотом прошипела она. — Ты что, следишь за мной?

— Неа, просто не спалось, вышел посидеть, — я усмехнулся.

— А если кто-то проснется из старших?

— Скажу, что не спалось, и я вышел посидеть, — я снова усмехнулся. — Мне и врать-то незачем, я же не на свидания бегаю.

— Это было не свидание… — возмущенно прошептала Шарабарина. — Слууушай… Надо поговорить. Давай только отойдем подальше, ладно? А то услышат еще…

Я поднялся, и мы с Иркой тихонечко углубились в лес по тропинке. До забора.

— Ты же знаешь, с кем я встречалась? — спросила Шарабарина, усевшись на травяную кочку. Лицо ее было скрыто тенью, кружевные брызги света от фонаря лишь слегка золотили волосы.

— Понятия не имею, — хмыкнул я и тоже сел. Под задницу попалась сосновая шишка, конечно же… Хорошо, не муравейник. Хотя может я еще просто не почувствовал.

— Свистишь же?

— Я правда не видел, — я пожал плечами. — Только удаляющийся силуэт.

— Игорь догадался, что это мы с Коровиной все устроили, — тихо сказала Шарабарина. — И вызвал меня на разговор. А я сначала не хотела идти, потом пошла. А он…

Она замолчала и громко засопела. Я не подгонял и не переспрашивал. Все равно расскажет. Похоже, я ей даже не как советчик нужен, а как стенка, об которую бьют мячиками теснящихся в голове мыслей, чтобы принять решение.

— Он сказал, что только меня любит. И что когда мне исполнится восемнадцать, мы поженимся. А Верка ему нужна совсем не поэтому. Вроде как, у него сейчас какие-то проблемы из-за отца или обоих родителей. И ему нужна чужая фамилия. Только вот четыре года он ждать не может, потому что тогда он ничего не успеет сделать. А он… А она… В общем, Верка ничего не должна заподозрить, она считает, что все по-настоящему. И что он в конце смены собирается сделать ей предложение, но хочет, чтобы я знала, что это все не по-настоящему. Не знаю, почему я тебе это все рассказываю…

— Потому что хочешь подумать вслух, — сказал я. — А думать об Коровину опасно, она болтливая.

— Да… Наверное…

Она наклонилась вперед, и кружево света упало на ее лицо. Сейчас она не пыталась меня соблазнить. Она выглядела… тревожной.

— Рановато детство заканчивается, да? — спросил я.

— Что? — вздрогнула девушка. — Я не знаю. Мне вся эта история кажется тупой какой-то. Он будет ходить всюду с Веркой-физручкой, а я должна пробираться к нему тайком. И вести себя паинькой, потому что у него проблемы, а я же не хочу, чтобы у него были проблемы… Что скажешь?

— Ты ему веришь? — спросил я. Вот, значит, как. Вот откуда у него фамилия Снегов. Он был женат на моей матери. Видимо, совсем недолго.

— Вроде бы да… Или нет. Не знаю. Это неважно, говорит он правду или нет. Мне не нравится, что он ходит с Веркой. Меня прямо трясет всю.

— А по-моему, он свистит, — решительно сказал я. — Просто пытается усидеть одной задницей на двух девушках. Вера может ему за такие выкрутасы поотрывать всякие лишние части тела, вот он перед ней и шифруется.

— А я, значит, не могу, да?! — Шарабарина резко выпрямилась.

— Так это же не я так думаю, а Игорь этот ваш мутный тебе такую схему предложил, — я пожал плечами. — С Верой он при всех хороводит и обжимается, а тебя вот только по ночам приглашает. И при всех еще и равнодушного из себя корчит. Чего тебе, девочка?

— Да что ты… — Шарабарина шумно выдохнула и сжала кулаки. — Он сказал, что по-настоящему только меня любит!

— А ты уверена, что он это только тебе сказал? Что какая-нибудь балерина из третьего отряда тоже к нему на ночные свидания бегает, например.

— Фу… Я… Нет. Мне надо подумать. Давай уже спать пойдем, Крамской. Кто первым, ты или я?

На утренней отрядной линейке Шарабарина устроила нам всем разнос за разбросанные фантики и бардак вокруг корпуса. Она орала прямо как настоящий сержант морской пехоты Хартман. Куда там Прохорову! Этот светловолосый ангел превратился в огнедышащего дракона, на которого мы все даже глаза поднять опасались. Даже Елена Евгеньевна.

— Сегодня у нас банно-постирочный день, напоминаю для тех, кто не заметил на доске, — сказала она уже нормальным голосом. — Пакуем свои грязные вещи и шагом марш в санблок. Но сначала чтобы собрали весь мусор! На первый второй рассчитайсь! В две шеренги стройся! Направо! Шагом марш!