Пионерский характер

Глаза постепенно привыкали к темноте. Перед Леной вырисовывалась такая знакомая и уютная комната. Каждая вещь здесь была её маленькой победой. Тускло поблёскивала гирлянда медалей. Справа, на серванте, чинным рядком расселись игрушки — её спортивные награды. Если прищурить один глаз, то морковный нос Снеговика станет большим и закроет целый этаж в соседнем доме. Этот сувенир ей подарили в маленьком австрийском городке Инсбруке, который выбрала своей столицей Белая Олимпиада 1976 года. «Почему именно здесь?» — думала Лена. Но когда сама оказалась среди его снежных альпийских вершин, поняла, что трудно найти более подходящее место.

Радугой переливаются павлиньи перья на подоконнике — многоцветный букет, который никогда не завянет, не позволит забыть маленький черноморский посёлок Лоо. Когда Лена долго смотрит на него, комната голубеет и заполняется ласковыми тёплыми волнами. Плывут в расплавленных струях воздуха белоснежные корпуса пионерлагеря. Павлины, надменно поглядывая вокруг, хвастливо несут свой драгоценный наряд.

Косой луч уличного фонаря пересек комнату и уткнулся прямо в подстилку Джонни. Пёсик чихнул и, не просыпаясь, перевернулся на спину, смешно раскинув лапы. Даже он, с его сообразительностью чистопородной болонки, никак не мог понять, почему Лена так часто называет его «своей наградой» и в каком родстве он состоит с газетой «Нувель де Моску». А Лена хорошо помнила огромный каток в Лужниках и ни с чем не сравнимое чувство, когда для неё вынесли на лёд первый приз соревнований — тяжёлый хрустальный кубок с прозрачным коньком. «Хрустальный конёк» радовал глаз, но когда за показательное выступление ей протянули крохотного пушистого Джонни, она была действительно счастлива. Непонятно только, как организаторы соревнований догадались, что она давно заглядывается на всех дворовых собак.

Отчаянно захотелось мороженого. Вот бы здорово познакомить Чингачгука с Морисом Мустангером и накормить мороженым за «девятнадцать с розочкой». Сколько бы они тогда подвигов совершили! Хотя нет. Ничего не получится. Мороженое сладкое, от него толстеют. «А толстые, увальни вообще высоких результатов не показывают» — так говорил сам Станислав Алексеевич.

Интересно, который час? Наверное, скоро шесть. Будильник уже приготовился и сейчас зазвонит. И не как-нибудь просто, а настойчивым электронным звоном. Хоть всё утро будет звенеть, а разбудит! Откроется дверь, тихонько войдёт мама…

— Леночка, просыпайся!

— А я не сплю.

— Лена, умываться! — раздаётся мамин голос из кухни.

— Уже качусь.

У всех королей есть дворцы. Есть свой дворец и у ЦСКА — Дворец спорта. Тёмен Дворец утренней, мглистой порой. Сладко позёвывает вахтёрша у входа в раздевалку. Стрелка часов сонно переползла цифру семь и, задумавшись, остановилась.

Распахиваются двери. Топают фигуристы, ростом чуть выше стола. Будущие вратари и защитники волокут в огромных рюкзаках хоккейные доспехи. Маленькие, ушастые, смешные, семенят они за мамами и папами.

На Большом льду пусто и холодно. В углу непривычно столпились хоккейные ворота, все в чёрных отметинах шайб. Отдыхают изрубленные клюшками штанги, зияют дыры прорванных сеток. Молчаливыми рядами застыли трибуны, одинокие и грустные в этот утренний час. Лёд, разрисованный иероглифами прыжков, кажется, ещё хранит боль вчерашних падений и ошибок. Медленно, медленно, как неочнувшийся жук, ползёт заливочная машина. Она соскребёт морщины, мокрой губкой залижет раны и трещины. И заблестит, заискрится под её бесконечным винтом заново рождённый лёд.

А вот и его хозяева — маленький, трудолюбивый народ. И это те самые крохи, что пятнадцать минут назад зашли в раздевалку? Конечно. Те же оттопыренные уши в веснушках, те же носы-пуговицы и бантики губ.

Лёд — это замёрзшая вода. А вода бывает разной: пресной — из реки, солёной — из моря, «живой» — из чудодейственного родника далёкой сказки. Возможно, сказочный родник бил сразу под Дворцом. Так, пожалуй, объясняется то удивительное, что произошло с ребятами. Казалось, вместе с шубами они оставили в раздевалке всю свою неуклюжесть. «Мы не просто мальчишки и девчонки, — светится на каждом лице, — мы — спортсмены!»

В школе фигурного катания ЦСКА много народа. Совсем маленькие тренируются на Большом льду. Перворазрядники, мастера, которым лет по десять — двенадцать, в это время работают на Малом. Для ювелирной шлифовки отдельных элементов, из которых сложится их программа, не нужно много места. Потом они выйдут на Большой лёд, и там тренер свяжет отработанные кусочки в захватывающее кружево будущих выступлений. На Малом льду нет трибун. Он действительно маленький: узкая дорожка для прохода, лёд и высокие стеклянные стены — вот и всё. Музыка доносится сюда приглушённо и тихо. Она какая-то ватная и тянется как резинка. Три стройные фигурки кружатся на льду.

Под высоким светлым потолком порхают воробьи. Они уже давно проснулись и теперь весело перечирикиваются через весь зал:

«Здоров, Чирик, как жизнь?»

«Какая тут жизнь, Чирик, — сплошные переживания! Очень страшно смотреть, как они падают…»