Пионеры атомного века (Великие исследователи от Максвелла до Гейзенберга)

Многие философы-материалисты до недавнего времени обвиняли Бора в приверженности к субъективному идеализму, толкуя грубо упрощенно его взгляд на проблему реальности как "отрицание" реальности внешнего мира. Временные сомнения Бора в строгой универсальности закона сохранения энергии и количества движения в сфере атома были использованы в философской литературе в качестве примеров "антинаучных выводов" и "скатывания к идеализму и агностицизму".

Большая заслуга в устранении этих и подобных недоразумений принадлежит, наряду с другими, советским физикам Иоффе и Фоку.

Иоффе в своей книге воспоминаний "Встречи с физиками" убедительно показал, что Бор ни в какой мере не отрицал реальности внешнего мира; он только стремился к тому, чтобы установить своеобразие его познаваемости. Нильс Бор, как писал Иоффе, был великим мыслителем, непрерывно развивающим и углубляющим свои представления о природе не только физических, но и биологических явлений.

По словам Фока, Бор в последнее время избегал выражения "неконтролируемое взаимодействие" между объектом и измерительным прибором, считая его недостаточно точным, хотя раньше он нередко пользовался этим выражением. Фок сообщает, что в разговорах с ним Бор давал высокую оценку диалектике и отклонял позитивизм.

В своей статье в планковском юбилейном сборнике 1958 года ведущий советский физик-теоретик, исходя из необходимости творческого развития диалектического материализма, отметил, в частности, что различие между средствами наблюдения и объектами микромира вынуждает отказаться от детерминизма классической механики и рассматривать принцип причинности так, как это пытался делать Бор.

По Фоку, квантовая теория представляет собой значительное и принципиальное расширение диалектико-материалистической картины мира. Принцип причинности в квантовой механике, который непосредственно относится к вероятностям и связанной с этим волновой функции, представляется ему необходимым обобщением классического закона причинности. Требуемое Гейзенбергом строгое различение понятий "возможное" и "осуществленное" является, по мнению Фока, необходимой предпосылкой последовательного физического толкования квантовой механики.

Но не только некоторые философы-материалисты неправильно поняли копенгагенское толкование теории атома и многие годы выступали против него. Физики, которые не были сторонниками диалектического материализма, такие, как Альберт Эйнштейн, Макс фон Лауэ или Эрвин Шрёдингер, не соглашались с основными теоретико-познавательными положениями Бора; более того, они принадлежали к самым первым противникам копенгагенской школы.

На Сольвеевских конгрессах в Брюсселе в 1927 и в 1930 годах дело даже дошло до драматически проходивших споров между Эйнштейном и Бором. Эти споры были продолжены в Принстоне в конце 30-х годов, а десять лет спустя возобновились в одном швейцарском журнале.

Эйнштейн упорно и настойчиво пытался три помощи остроумно задуманных мысленных экспериментов объективно опровергнуть вероятностно-теоретическое понимание квантовых явлений. Он снова и снова придумывал такую последовательность измерений, которая, противореча содержанию соотношения неопределенностей, позволила бы одновременно с одинаковой точностью определить место и величину движения микрочастицы. Но Бору удалось опровергнуть остроумнейшие возражения Эйнштейна против соотношения неопределенностей. В этом ему энергично помогли Гейзенберг, Паули, Дирак и другие молодые физики.

Однако Эйнштейн не признал себя побежденным, хотя в конце концов и согласился с тем, что статистическая квантовая теория копенгагенской школы является грандиозным и внутренне непротиворечивым мыслительным построением. Так же как Лауэ, Шрёдингер и Планк, он считал ее лишь вспомогательным средством; она не казалась ему исчерпывающим описанием событий в микрокосме.

Эйнштейн неоднократно проявлял свое недовольство взглядами копенгагенской школы, которые к тому же не удовлетворяли его в эстетическом плане. Так в 1938 году в письме к Соло-вину он порицал "чрезмерный субъективизм" копенгагенской школы. Год спустя после этого в послании Шрёдингеру он даже назвал Бора "мистиком". В 1950 году в письме к Лауэ он высмеивал "осторожничанье с реальностью", "философствующих физиков", имея в виду прежде всего сторонников Бора.

Особенно не по душе было Эйнштейну вероятностное понимание квантовых процессов потому, что он - не имея, впрочем, к этому никаких оснований опасался, что таким образом будет опровергнут принцип причинности и место строгой естественной закономерности займет "играющий в кости бог". Так, после прочтения одной из ранних работ Бора он сказал физику-атомщику Хевеши: "Такую работу я и сам, пожалуй, мог бы написать, но если она правильна, то это конец физики как науки".