Пионеры, или У истоков Саскуиханны

— Нет, я не томился одиночеством, ведь я уже сказал, — ответил Кожаный Чулок. — Когда деревья начинали покрываться листвой и с озера сходил лед, здесь было как в раю. Я пятьдесят три года хожу по этим лесам, и больше сорока лет живу в них, и за всю свою жизнь нашел лишь одно место, которое пришлось мне еще больше по душе, да и то только для глаза, а не для охоты и рыбной ловли.

Где же оно? — спросил Эдвардс.

— Да где же, как не в горах Кэтскилл! Я туда, бывало, поднимался за шкурами волков и медведей. А однажды получил заказ сделать чучело дикой кошки, так что мне приходилось там бывать. И есть в тех горах одно место, куда я забирался, когда мне хотелось поглядеть на широкий божий мир, и, уж поверьте, это стоило затраченных трудов, изодранных мокасин и расцарапанных коленей! Ты ведь знаешь, что такое горы Кэтскилл, ты должен был видеть их слева от себя, когда плыл сюда по реке из Нью-Йорка. Они совсем голубые, как само небо, а над их верхушками плывут облака — ну вот как плывет дым над головой индейского вождя, когда он курит трубку у Костра Совета. Так вот, есть там Высокий Утес и Круглая Скала, они возвышаются над всеми остальными горами и стоят, словно отец и мать среди своих детей. Но то место, о котором я хочу рассказать, ближе к реке, на верхушке горы, что стоит чуть поодаль от остальных. Высотой она футов в пятьдесят, но вся из уступов, и, когда стоишь наверху, думается, ничего не стоит спрыгнуть с нее, будто она и не так уж высока.

— И что же ты видел оттуда? — снова спросил Эдвардс.

— Все, все мироздания, мой мальчик, — сказал Натти, опустив конец удочки в воду и обведя рукой широкий круг. — Я стоял там в тот день, когда Воган сжигал "Сопус". Я видел, как по Гудзону шли суда, видел так же ясно, как вон ту барку на Саскуиханне, хотя они были от меня на расстоянии в двадцать раз большем, чем эта барка от нас. Реку было видно на семьдесят миль, сверху казалось, что это вьется узкая стружка, а ведь ширина реки добрых восемь миль. Я видел холмы на землях Хэмпшира, гористые берега Гудзона — все созданное творцом и все сделанное руками человека, все видел, насколько хватало глаз, а глаз у меня зоркий, ты знаешь, как прозвали меня за то индейцы. Я часто различал место, где стоит Олбани, а в тот день, когда королевские войска сжигали "Сопус", мне чудилось, что дым оттуда доходит до меня и я слышу вопли женщин.

— Я думаю, стоит труда забраться на такую высоту, если оттуда открывается столь великолепная картина.

— Да, если человеку может доставить радость видеть с высоты в полмилю дома и фермы где-то внизу, и реки, словно ленты, и высокие холмы, кажущиеся стогами сена, то советую ему побывать там. Такое зрелище — отрада для глаз, могу это смело сказать. Когда я впервые поселился в здешних лесах, на меня иной раз нападала тоска, мне было одиноко. И вот тогда я поднимался на Кэтскилл и по несколько дней проводил на той вершине, все смотрел на человеческую жизнь. Но вот уже много лет, как меня не тяготит одиночество, и я стал слишком стар, чтобы карабкаться по крутым утесам. А вот за две мили от этой самой горы есть местечко, где я стал частенько бывать за последнее время, и там мне нравится еще больше, чем в горах. Там все поросло деревьями, и как-то там приветливее.

— Где же это? — спросил Эдвардс, в ком бесхитростный рассказ охотника пробудил живейший интерес.

— В горах есть водопад. Потоки вод двух маленьких озер, лежащих почти что рядом, вырываются из своих границ и несутся по скалам в долину. Они так сильны, что могли бы вращать мельничные колеса, если бы в такой глуши была надобность в столь бесполезном устройстве, но та рука, что сотворила этот Прыжок Воды, здесь не поставила мельницы. Поток течет, петляя и извиваясь среди камней, сначала так медленно, что в нем вполне может плавать форель, а потом устремляется вниз, словно зверь, делающий разбег перед прыжком, и мчится до того места, где гора раздваивается, как копыто оленя, и вода низвергается в эту каменную трещину. Первый порог высотой в двести футов вода летит, как снежный ураган, пока не коснется каменной площадки шириной в пятьдесят футов. Тут она скапливается, чтобы снова ринуться на сто футов вниз, прыгая с уступа на уступ, изворачиваясь то туда, то сюда, будто стремится вырваться из каменной трещины, и так до тех пор, пока не выйдет в долину.

— Я никогда не слышал об этом водопаде, в книгах он не упоминается.

— Я сроду не прочел ни единой книги, — сказал Кожаный Чулок. — И как может человек, всю жизнь проведя в городах да школах, знать хоть что-нибудь о чудесах лесного края? Нет, мой мальчик, в книгах ты ничего не вычитаешь об этом ручейке, но он играет в горах от самого сотворения мира, а из белых его видели человек десять, не больше. Гора окружает водопад как бы полукруглой каменной стеной. Помню, я сидел внизу, у первого порога, и, когда мои собаки вбежали в пещеры, которые находятся за падающей водяной стеной, они на вид были не больше кроликов. Мне думается, лучшего места в лесах не сыщешь.