Пионеры, или У истоков Саскуиханны

— "Неисповедимы пути твои, господи, но верю в вечную твою сущность, и, если червь источит мою плоть, она все же узрит тебя — глаза мои узрят тебя, господи!" Окончив жаркую молитву, пастор смиренно склонил голову на грудь: он олицетворял собой кротость и смирение, выраженные этими вдохновенными словами.

Едва мистер Грант отошел от тела индейца, как старый охотник приблизился к своему мертвому другу и, взяв его за неподвижную руку, некоторое время задумчиво смотрел ему в лицо, а затем проговорил с глубокой печалью:

— Красная кожа или белая — теперь уж все кончено. Теперь его будет судить великий судья, и не по тем законам, что придуманы для новых времен и новых порядков. Ну, еще одна смерть — и останусь я сиротой со своими собачками. Я знаю, человек должен ждать, пока господь не призовет его к себе, но я уже начинаю уставать от жизни. Мало осталось деревьев, что росли во времена моей молодости, и редко встретишь лицо, которое знавал я в прежние времена.

Начали падать, ударяя о сухие скалы, крупные капли дождя. Гроза приближалась быстро и неотвратимо. Тело индейца поспешно перенесли в пещеру, а за ним, скуля, поплелись собаки: они тосковали, не видя ласкового взгляда старого вождя.

Эдвардс торопливо извинился перед Элизабет за то, что не может проводить ее в пещеру, вход в которую был закрыт бревнами и корой, и при этом дал какие-то весьма невразумительные объяснения, ссылаясь на то, что в пещере темно и неприятно быть вместе с мертвым телом. Мисс Темпл, однако, вполне надежно укрылась от потоков дождя под выступом скалы. Еще задолго до того, как ливень кончился, снизу послышались голоса, зовущие Элизабет, и вскоре показались люди: на ходу гася тлеющие угли, они осторожно пробирались среди еще не потухших головней.

Улучив момент, когда дождь на минуту затих, Оливер вывел Элизабет на дорогу, но, прежде чем расстаться с девушкой, успел проговорить с жаром, относительно которого она теперь уже не терялась в догадках:

Я больше не стану таиться, мисс Темпл. Завтра в этот самый час я сброшу покров. По своей слабости я, возможно, слишком долго скрывал за ним себя и свои дела. Но у меня были глупые романтические мечты и желания: кто свободен от них, если он молод и раздираем противоречивыми страстями? Да хранит вас бог! Я слышу голое вашего отца, мистер Темпл поднимается по дороге. Я не хотел бы, чтобы меня сейчас арестовали. Благодарение богу, вы снова в безопасности, — уж одно это снимает с моей души великую тяжесть.

Не дожидаясь ответа, юноша скрылся в чаще. Элизабет, хотя до нее уже доносился отцовский голос, не откликалась до тех пор, пока Эдвардс не исчез за дымящимися деревьями, и только после этого обернулась. В следующее мгновение она была в объятиях своего обезумевшего от горя отца.

Вскоре подъехала коляска, и Элизабет поспешно в нее села. Когда разнеслась весть, что нашлась та, которую искали, люди вернулись в поселок, грязные и мокрые, но счастливые, потому что девушка избежала страшного безвременного конца.

Глава XXXIX

Пусть будут мечи наши обнажены,

Гремит барабан о начале войны.

О горы, что гордо глядите нам вслед,

Вернемся мы к вам лишь дорогой побед.

Байрон, "Паломничество Чайльд Гарольда"

Сильный ливень шел, почти не переставая, до самого вечера и окончательно остановил продвижение огня, хотя еще и ночью на горе поблескивало пламя там, где для него имелось достаточно топлива. На следующий день лес на протяжении многих миль казался совсем черным и дымился, в нем не осталось ни кустарника, ни сухостоя; одни лишь сосны да хемлок гордо устремляли в небо свои кроны и кое-где деревья пониже сохранили слабые признаки жизни.

Досужие языки болтали без устали, разнося сильно преувеличенные слухи о чудесном спасении Элизабет и о смерти могиканина. Все поверили, что Джон погиб в пламени, и версия эта показалась правдоподобной и убедительной, когда до поселка дошли ужасные вести о Джотеме Ридле: его нашли в выкопанной им самим яме, где он почти задохнулся и очень сильно обгорел; положение несчастного казалось безнадежным.

Внимание всех было целиком поглощено событиями последних дней, и именно в это беспокойное время осужденные фальшивомонетчики, вдохновившись примером Натти, ухитрились в ночь после пожара прорубить стену своей бревенчатой тюрьмы и безнаказанно скрыться. Когда эта новость вместе с рассказом об участи Джотема и приукрашенными и искаженными описаниями событий, происшедших на вершине горы, облетела поселок, все стали открыто говорить, что следует принять меры в отношении хотя бы тех беглецов, которых можно поймать. Утверждали, что пещера стала "очагом зла", а когда в путаницу догадок вплелись еще и россказни о залежах серебряной руды, неутомимая фантазия жителей поселка тотчас нарисовала картину изготовления фальшивых денег и все прочее, что только могло представлять собой вред и опасность для общества.