Пионеры, или У истоков Сосквеганны (др. изд.)

Глаза джентльменов, еще угощавшихся за столом, стоявшим в конце залы, превосходными винами судьи Темпля, часто следили за двумя молчаливыми женскими фигурами. Ричард по обыкновению был в веселом настроении и проявлял его порою очень шумно. Майор Гартман еще не дошел до надлежащего градуса. Мармадюк, из уважения к пастору, сидевшему за его столом, не давал воли даже легкому юмору, составлявшему одну из черт его характера.

Ставни уже были закрыты и в различных местах залы были зажжены свечи, сменявшие свет угасшего дня. Появление Бенджамена, сгибавшегося под тяжестью огромной вязанки дров, прервало беседу собутыльников.

— Как, мистер Помпа! — крикнул новоиспеченный шериф. — Разве лучшая мадера Дюка не достаточно греет в такую оттепель? Помните, старина, что судья трясется над своими буками и кленами, так как уже предвидит недостаток дров. Ха! Ха! Ха! Дюк, ты хороший, добрый родственник, но у тебя бывают странные идеи.

Веселись назло судьбине…

Его громкий голос постепенно превратился в глухое мурлыканье, а дворецкий, сбросив вязанку, с важностью повернулся к нему и сказал:

— Изволите видеть, сквайр Джонс, может быть, ваш стол действительно под теплой широтой, но меня бы это не согрело. Мою температуру может поддержать только старый ямайский ром, хорошие дрова или ньюкестльский уголь. Но если я что-нибудь смыслю в погоде, то не мешает нам заткнуть все щели поплотнее да подбросить дров. Недаром же я плавал по морям двадцать семь лет да еще семь прожил в этих лесах.

— Так вы думаете, Бенджамен, что погода переменится? — сказал хозяин дома.

— Ветер меняется, ваша честь, — ответил дворецкий, — а когда ветер меняется, в здешнем климате можно ожидать перемены погоды. Я был в эскадре Роднея, когда мы поколотили де Грасса, соотечественника мосье Лекуа. Ветер был юго-восточный, а я готовил внизу грог для военного начальника, который обедал в этот день в капитанской каюте. Приготовив его наконец по своему вкусу, попробовав не раз, потому что на солдата не так-то легко угодить, я собрался было нести, и вдруг — хлоп! Ветер меняется! Бац! Фок шлепается о грот-мачту, и — трах! Корабль перевертывается, точно волчок, и громаднейшая волна окатывает палубу. Никогда в жизни мне не случалось проглотить столько соленой воды, потому что я как раз стоял лицом к ахтер-люку.

— Удивляюсь, Бенджамен, что вы не умерли от водянки! — сказал Мармадюк.

— Так бы, пожалуй, и было, — отвечал Бенджамен, осклабившись, — да у меня лекарство оказалось под рукой. Я сообразил, что грог-то, в который плеснула волна, вряд ли придется по вкусу командиру, а вторая волна испортит его и для меня, — и осушил кружку, не сходя с места. А тут закричали: «к помпам», и мы принялись выкачивать…

— Хорошо, Бенджамен, но погода? — перебил Мармадюк. — Вы начали о погоде.

— А насчет погоды… ветер был южный весь день, и сейчас затихло, не шелохнет, точно из мехов вышел весь воздух. Но к северу, над горами, я заметил полоску не шире вашей ладони, а над ней собираются тучи, и звезды блещут так ярко, точно сигнальные огни, а это значит, если я что-нибудь смыслю в погоде, что нужно хорошенько топить печи, а не то, будьте уверены, бутылки с портером и вином в буфете полопаются к утру от мороза.

— Ты заботливый сторож, — сказал судья. — Ну, делай, как знаешь. Можешь не жалеть моих лесов, по крайней мере, на этот вечер.

Бенджамен растопил печи. Не прошло и двух часов, как его предусмотрительность оказалась как раз ко времени. Южный ветер упал и сменился затишьем, которое обыкновенно служит предвестником резкой перемены погоды. Задолго до того, как семья разошлась на ночь, наступил сильный мороз, и когда мосье Лекуа отправился восвояси, при свете луны, он принужден был попросить одеяло в дополнение к многочисленным облачениям, которыми он предусмотрительно запасся. Пастор с дочерью остались ночевать в усадьбе, и так как бессонная ночь накануне утомила джентльменов, то они рано разошлись, и задолго до полуночи в усадьбе все стихло.

Елизавета и ее подруга еще не успели заснуть, когда северо-западный ветер завыл на дворе. Прислушавшись сквозь дремоту к гулу ветра, Елизавета услышала какой-то продолжительный жалобный вой, слишком странный для собаки, хотя и напоминавший голос этого верного животного, когда ночная темнота возбуждает его бдительность. Луиза Грант инстинктивно прижалась к своей подруге, которая, видя, что она еще не спит, сказала вполголоса, точно опасаясь нарушить очарование ночи:

— Этот отдаленный вой хотя и очень жалобен, но, по-моему, красив. Это, верно, собаки в хижине Кожаного Чулка.

— Это волки спустились с гор к озеру, — прошептала Луиза. — И только огни мешают им забраться в деревню. С тех пор, как мы здесь, голод однажды пригнал их к самым дверям нашего дома. Ах, какую ужасную ночь я провела! Но судья Темпль достаточно богат, чтобы устроить себе безопасное жилище.