Пионеры на море

— Какие, какие! Наши ребята. Пионеры корабельные. Думали — с тобой они, а ты вот, вишь, ромом нализался, от тебя за десять миль несет, как из винного погреба!

Поняв, наконец, о чем его спрашивают, кок выронил последние банки, схватился за лысую голову и залепетал:

— Бббатюшки! От вранья, от воронья, от крыс-мышей, от малышей! Врешь ты, вахтенный! Разве мыслимо, пожалуйста, винегрет такой! Врешь, на крейсере они где-нибудь. Какой такой винный погреб?

С бешеной быстротой кок заметался по кораблю, то вылезая на палубу, то проваливаясь в люки…

На палубу вышел комиссар, подозвал к себе вахтенного.

— Ребята?

— Нет, товарищ комиссар. Не возвратились. Кок вернулся… Один, без ребят.

— Пришлите его ко мне, товарищ вахтенный, немедленно.

Как раз в это время вспотевший от розысков кок вылез из люка и побежал по палубе, смешно переступая кривыми ногами, бормоча на ходу:

— От крыс-мышей…

— Товарищ Громыка, комиссар тебя кличет, к себе и немедля.

Отдуваясь, кок присел на корточки и опустил голову. Потом, легко вскочив, поправил форменку, пояс и тихо постучал в каюту комиссара.

Неизвестно о чем говорил комиссар с коком, но беседа продолжалась так долго, что вахтенный, устав ждать ее результатов, облокотился на орудийную башню и что-то замурлыкал.

Понурый вышел кок из каюты комиссара и медленно зашагал в свой кубрик. Печальные думы тревожили голову Остапа, и сердце его отчаянно било тревогу.

В кубрике еще не спали. За столом сидели краснофлотцы и не могли наговориться о приключениях в Адене. Все разом взглянули на кока. Первый раз опустил свои добрые глаза судовой кок перед командой.

— А! Генерал от перца, Остап Остапыч! Ну, как Аден тебе по вкусу пришелся?

С коек поднялись головы. Десятки глаз следили за коком, но никто не решался спросить о том, где ребята.

Остап плюхнулся на койку, расшнуровал ботинок, с сердцем швырнул его о палубу и уставился неподвижным взглядом в пространство.

Разговор оборвался. Минуту царило напряженное молчание.

Тогда с койки поднялся Чалый, подошел к коку и, глядя через его голову, коротко спросил:

— Где ребята… кок?

Остап снял второй ботинок, швырнул его и, одевшись одеялом с головой, показал любопытному кубрику свою широкую спину.

Чалый, шлепая ботинками по трапу, поднялся на палубу. Кубрик молчал.

— Качаются, бывало, на койке, а Гришка… все песню поет «Кострами ночи».

— Да… Залетели куда-то наши попугаи, запропали.

Кто-то из угла раздраженно буркнул:

— Чего закаркали понапрасну!.. Такие не пропадут…

— Чего на берегу может случиться? Вот если в море, это да… Ого! Что это? Ветер, что ль?

Крейсер качнуло.

— Нет, не ветер. Это штурман краковяк танцует. Вот чудак еще!

Сверху донеслись крики и свист дудки. Со стола грохнулся чайник и покатился по палубе. Краснофлотцы повскакали с коек.

Скоро наверху люди носились по палубе, волокли тросы, закрепляли орудия, баркасы. Загораживаясь от ветра парусиновыми рукавицами, кочегары спускались к топкам.

Чалый, беспокойно глядя за борт, неизвестно кому сказал:

— Товарищи, где же сынки наши?..

Слева от «Коминтерна», словно тень, пронесся парусник. Его заливало водой и швыряло из стороны в сторону. Люди, как мухи, ползали по вантам.

Раздался треск. Мачта парусника вместе с людьми рухнула в воду, люди без крика исчезли в кипящих волнах. И сразу все покрыл густой сумрак.

В пустом кубрике на койке сидел кок и разговаривал сам с собой:

— Десять лет службы в красном флоте и, пожалуйста, выговор. Собирай, говорит, манатки и пиши рапорт. Или, говорит, нянька, или кок!

Остап подозрительно сморкнулся в большой красный с белыми горошками платок:

— Гришунька! Мишунька! Огурчики вы мои! Как же вы без меня теперь?

РАСПЛАТА

Сегодня комсомольское собрание на заводе «Красные зори» носило явно озабоченный характер. Не слушая докладчика, который уже час говорил об Октябре и подготовке к его празднованию, комсомольцы шепотом о чем-то шушукались, переходили с места на место. Когда было сказано последнее слово о приготовлении к празднику и принята резолюция, поднялся секретарь ячейки. Ероша непослушные волосы, он начал:

— Следующий вопрос, ребята… Впрочем, вы уже знаете, о чем будет речь: размазывать много не приходится. Убежали из Москвы, из нашего отряда, два пионера, переведенные в комсомол нашей ячейки: Чернов и Озерин. Конечно, это бы ничего, если бы они убежали, но дело в том, что они оставили письмо, в котором объясняют причину побега и обвиняют организацию…

Секретарь обвел глазами темный зал, но ничего не разобрал в лицах ребят. Собрание настороженно ждало.

— Причины, ребята, такие: неудовлетворенность работой в пионерском отряде, а самое главное, вот ребята пишут… полное невнимание и самое ироническое отношение к ним со стороны некоторых комсомольцев, членов нашей ячейки, особенно после того, как ребята ошибочно съели яблоко Буденного.

По залу пронесся неясный шум. Ребята задвигали стульями, зашевелились.

Секретарь продолжал: