– Помнишь, когда мы наконец вернулись на пляж, фонарик погас? – шепот Марины дрожал. – И Юра велел его не искать, мы и забили на него, решили, что его залило водой, или он, может, неудачно перегорел? (Оксана коротко кивнула). На самом деле, это
Окс широко распахнула свои и без того крупные, такие выразительные глаза. Она мола спросить что угодно, могла задать любые глупые и не очень вопросы, но упавшим голосом сказала только одну вещь, и звон посуды, эхо столовой и шорох стульев заглушили его. Марина прочитала скорее по взгляду и по губам:
– Куда?..
Куда Свете было забирать фонарик, чтобы утром не оказаться в кровати?
О, конечно, на остров. Куда еще?
В их заполненный паникой мирок ворвался командный, не терпящий возражений тон вожатой. Она подобралась, затаила свой страх внутри и сейчас была словно с плаката про бравую комсомолку. Решительная, собранная, указывающая детям путь.
– Нужно срочно доложить администрации лагеря и всем вместе искать Свету! Доедайте и выходите, собирайтесь напротив столовой. Я сейчас скажу старшим, и пойдем. Все меня слышат? – она повысила голос. – Да или нет?
Кто-то из девчонок захныкал.
– Там же дождь… все заболеем!..
Вожатая не нашла в себе сил ответить – просто развернулась и вышла, почти выбежала, из столовой. Тучи сгущались и наливались свинцом.
Они прочесывали лагерь, ни на минуту не переставая звать потерянную пионерку. «Света!» – кричали они. «Макарова Света, ау!». Макарова Света не отзывалась, цепочка двигалась дальше, и через пару шагов снова начинала звать ее, заунывно, уже почти безнадежно. Минуло обеденное время.
Никто не отправился на тихий час. В такую погоду, под тучами почти черными, купаться не особенно хотелось да и ветер на побережье – они проверили – почти сбивал с ног. Так что культурная и общественная программы самым естественным образом перетекли в поисковые работы. Безуспешные поисковые работы.
Администрация нервничала не на шутку, вожатая – на грани нервного срыва, пионеры растеряны, напуганы и утоплены в домыслах. Что думала и чувствовала Света – можно было только догадываться.
– Саша, – Окс схватила его за руку, почти как недавно Марина в столовой вцепилась в ее руку, но только вместо запястья сама собой подставилась ладонь и обхватила тонкие девичьи пальцы. Успокаивающе, но не обнадеживая. – Она же там, да?
Тарасов помолчал, и это был ответ. Более ясный, чем любые другие ответы.
– Фонарик…
– Я уже понял, – мягко.
– Когда?
– Сегодня с утра, когда собирал себя в кучу.
Оксана не знала, что еще тут сказать, и отпустила его руку и ушла. Саша взглядом, не раскрывающим ни тени его мыслей, глянул ей вслед.
А потом Ренат возник из-за его плеча бесшумно, как какой-то дух или призрак. Тарасов даже не вздрогнул. Ренат возник, сощурился, вглядываясь в лицо друга, и тоже стал задавать вопросы, скрывая внутреннюю дрожь. И вопросы были еще более страшные.
– Слышишь их? Ты слышишь?
Они не впервые об этом говорили. И Сашка не впервые покачал головой.
– Совсем ничего? Ничего такого, как я слышу? – с надеждой, с ожиданием непонятно чего.
Сашка не собирался, не должен был, да и не мог его спасать.
– Ничего. И тогда не очень-то слышал.
Ренат поник. Они двигались дальше, обходили все самые потаенные уголки лагеря, звали и звали потерянную девчонку. Администрация тоже искала. Все искали. Потерянная девчонка не находилась, и тучи только становились все чернее и чернее. Они заставляли бездушный бетон, который был здесь повсюду, становиться их мрачным рефлексом, и они оттеняли друг друга, а мир казался превращенным в черно-белый фильм и заполненным адом на земле. По крайней мере, так сказала бы бабушка – а она чуткая на подобные вещи. Ад на земле.
– Ад на земле, – пробормотал Юра, в который раз от нервов поправляя очки.
– Что говоришь?..
– Ничего, Саш, ничего. Но мне так описывали мир без коммунизма, а бабушка – с коммунизмом. Оказалось, коммунизм тут не при чем – это мир всего лишь без одной пионерки.
Тогда Тарасов оторвался от них всех, подошел к вожатым и получил самое сложное задание. Искал там, куда цепочка не заглядывала, потом приходил и говорил, что никого не нашел. Искал снова и снова, кричал, иногда слыша в своем голосе непривычную хрипотцу, и честно вслушивался до звона в ушах, надеясь услышать ответ. И ничего, конечно, не слышал.
Казалось, Света просто испарилась, перестала существовать. Не одному Тарасову – все остальные уже так чувствовали. Им дали перерыв на обед, и обед прошел торопливо, тихо, безвкусно. Потом поиски продолжили.
Оксана держалась поближе к Марине и Юрке, потому что Ренат чем дальше, тем страннее прислушивался к безнадежной тишине, а Саши и след простыл, едва вожатая высказала свое одобрение. Было слышно только одно и то же: «Света!», «Света, аууу!», «Макарова!..», «Светка, ты чеее?!» – и опять по новой. Без конца.