Пионеры Вселенной

Ничто так не волновало умы, как бесстрашные полеты авиаторов на «Блерио», «Фарманах», «Фоккерах», «Хавеландах», «Савойях». Газеты всего мира на первых страницах сообщали о беспримерных перелетах, о новых рекордах высоты и дальности. Но портреты героев-авиаторов на страницах газет иногда чередовались с траурными рамками некрологов. Они выглядели зловеще!

Поклонники дирижаблей, выступая против самолетов, потрясали траурными газетами, призывали к благоразумию!

Но опасности и слава манили, влекли неудержимо! Молодые люди рвались в авиаторы. Умы молодых инженеров, изобретателей, студентов были охвачены неуемным стремлением создавать новые, более совершенные летательные машины. В крупнейших городах России стихийно возникали общества воздухоплаванья, частные и общественные школы авиаторов, создавались десятки проектов и моделей новых самолетов.

Военно-инженерное ведомство России всячески отклоняло проекты русских изобретателей, однако и оно вынуждено было закупить французские самолеты и открыть несколько воздухоплавательных школ.

«Авиационная лихорадка» захватила и Рижское студенческое общество. Доклады, рефераты, диспуты сочетались в нем с работами по постройке и испытаниями моделей самолетов и двигателей.

Душой и вдохновителем общества оставался Фридрих Цандер. Не претендуя на руководящую роль, стараясь оставаться незамеченным, он мимоходом подсказывал интересные мысли, указывал на главные проблемы авиационной техники. Одних он увлекал идеей усовершенствования двигателя внутреннего сгорания, другим советовал заняться проблемой сопротивления воздуха, третьих уговаривал обратить внимание на особенности управления самолетами.

Сам же он по-прежнему думал и работал над межпланетными перелетами. Восторженно был встречен его реферат «О фантастических скоростях ракеты», где доказывалось, что для достижения более быстрого истечения газов из сопла необходимо использовать твердое топливо, ненужные в полете части ракеты.

Фридрих выступал и с шутливой темой: «О весе каната, который висел бы в пространстве между Землей и Луной, притягиваясь к обеим». Под скромным названием скрывались расчеты о силе земного и лунного притяжения, о тяготении в пространстве между этими планетами…

Как-то в прениях по реферату о бензиновых моторах он обмолвился, что в следующем месяце непременно сделает доклад «о проблемах реактивного двигателя».

Студенты только дивились, когда он успевал делать сложнейшие расчеты и писать свои доклады и рефераты? И лишь в тринадцатом году, когда Фридрих был на предпоследнем курсе, открылась эта тайна. Как-то утром, перед лекциями, в аудиторию вбежал студент-третьекурсник и, подняв клеенчатую тетрадку, закричал:

– Господа! Позавчера в восьмой аудитории кто-то из вас оставил эту тетрадь. Я показывал многим – никто не признается. Понять ничего нельзя – сплошные каракули.

Фридрих поднялся смущенно:

– Это моя!

– На каком же языке вы пишете?

В коридоре раздался звонок.

– Потом, на перемене объясню, – сказал Фридрих и поспешно спрятал тетрадь в стол. Он думал, что о тетради тут же забудут. Однако на перемене его окружили студенты и попросили, что б он показал загадочную тетрадь.

Фридрих достал тетрадь.

– Что за арабские письмена? – загудел староста курса Куприянов, которого в глаза называли «профессором», а за глаза «вечным студентом».

– Это язык марсиан! – отшутился Фридрих.

Куприянов схватил его за лацканы, горячо задышал в лицо хмельным перегаром:

– Признавайся, Цандер, а то бить будем!

– Господа, Куприянов лишен чувства юмора. Право, лишен!

– А я тебя вообще лишу всякой чувствительности, если не признаешься сию минуту, – взревел бородач.

– Смилуйся! Я же два года изучал стенографию по системе Габельсбергера, – усмехнулся Фридрих. – Очень полезная наука. Советую и вам, господин Куприянов, изучить ее. Это поможет вам перестать быть «вечным студентом».

– Что? Как смеешь? Да я тебя…

Но студенты так дружно и громко захохотали, что Куприянов отошел.

6

Летом 1913 года Андрей Стрешнев окончил институт и был приглашен на службу дирекцией завода «Мотор», во вновь открываемый авиационный отдел, на должность инженера.

Получив диплом и подав прошение директору завода, он поехал отдыхать в родную Калугу и вернулся в Ригу к первому октября, когда и должен был приступить к службе. Работа на заводе была ему хорошо известна по студенческой практике, и Стрешнев сразу вошел в курс своих обязанностей.

В первое же воскресенье он поехал навестить Фридриха.

Ему открыла старая няня Матвеевна, провела в гостиную и положила перед ним кучу журналов «Природа и люди».

– Вы, Андрей Сергеич, посмотрите пока журналы, а я приготовлю кофе. Фридрих поехал в библиотеку и должен вот-вот вернуться.

– А Артур Константинович дома?

– Нет, уехал в гости. Я одна домовничаю.

– Хорошо, Матвеевна, спасибо! Я почитаю тут, подожду.