Через несколько дней она собрала свадебные украшения, завернула их в шелковый шарф и прошла в библиотеку Жэня. Там она положила шарф на стол и подождала, пока он обратит на нее внимание. Он поднял глаза и увидел, что она чем-то озабочена. Жэнь спросил ее, что случилось и что он может для нее сделать.
— Твоя первая жена Тун написала комментарий к первой части оперы, а вторая жена Цзе — ко второй. Ты получил признание благодаря им, но никто не знает и не помнит их имен. Если мы не расскажем правду и люди не узнают о них, не будут ли они чувствовать себя обделенными, находясь в загробном мире?
— Что, по-твоему, я должен сделать? — осторожно спросил Жэнь.
— Разреши мне опубликовать завершенный комментарий.
Жэнь, вопреки моим ожиданиям, не пришел от этой идеи в восторг.
— Это будет дорого стоить, — заметил он.
— Поэтому я принесла все украшения, подаренные мне в счет выкупа за невесту. Мы можем заплатить за печать, — ответила И. Она развязала шелковый узелок и показала свои кольца, ожерелья, серьги и браслеты.
— Что ты собираешься с ними делать? спросил Жэнь.
— Отнесу в ломбард.
Ей не следовало ходить в такое место, но я буду рядом с ней, буду вести и защищать ее.
Жэнь с задумчивым видом взялся за подбородок, а затем сказал:
— Все равно этих денег не хватит.
— Тогда я заложу свадебные подарки.
Он пытался отговорить ее от такого безрассудного поступка, изображая строгого и решительного мужа.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь говорил, что ты или две другие мои жены искали славы, — гневно сказал Жэнь. — Талант женщины принадлежит внутренним покоям.
Он никогда не говорил ничего подобного, но мы с И ни капли не испугались.
— Мне все равно, что будут говорить люди, потому что я не ищу славы, — спокойно возразила она. — Я делаю это для твоих жен. Разве они не заслужили признания?
— Но они никогда не мечтали о славе! Пион не оставила ничего, что заставило бы нас предположить, что она мечтает о том, чтобы чужие люди читали ее слова. А Цзе вообще не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что она пишет, — продолжил он, стараясь взять себя в руки. — Она знала, в чем состоит долг жены...
— И как, должно быть, они сейчас об этом жалеют!
Они продолжали спорить. И терпеливо слушала мужа, но не сдавалась. Она была так настойчива, что он наконец признался, что беспокоило его больше всего:
— Работа над комментарием погубила Пион и Цзе. Если с тобой что-нибудь случится...
— Ты беспокоишься обо мне. Но ты же знаешь, я намного сильнее, чем можно сказать по моему виду.
— Да, и все-таки я беспокоюсь.
Я его понимала. Я тоже беспокоилась об И, но мне был нужен комментарий. Ей он тоже был нужен. Я знала ее много лет, и она никогда не просила ни о чем для себя.
— Пожалуйста, разреши мне!
Жэнь взял И за руки и внимательно посмотрел ей в глаза. Наконец он сказал:
— Я согласен, но у меня два условия: ты будешь хорошо есть и много спать. Если ты почувствуешь недомогание, то в ту же минуту оставишь сочинительство.
И согласилась и немедленно принялась за работу: она стала переписывать заметки, оставленные мной и Цзе в томе, купленном в Шаоси, в новое издание «Пионовой беседки». Потом она передаст его мастерам, которые вырежут наши слова на деревянных плитах*. Я забралась в тушечницу и стала водить пальцами вместе с волосками ее кисти, скользящими по бумаге.
В один прекрасный зимний день работа была закончена. И пригласила Жэня в Зал Облаков, чтобы вместе отпраздновать это. В жаровне горел огонь, но в комнату прокрадывался холод. В саду на морозе трещал бамбук, а с неба падал снег с дождем. И зажгла свечу и согрела вино. Затем они вместе с мужем стали сравнивать новые страницы с оригиналом. Эта работа требовала скрупулезности, и я, затаив дыхание, благоговейно наблюдала за тем, как Жэнь переворачивал страницы, останавливаясь в разных местах, чтобы прочитать мои слова. Несколько раз он улыбнулся. Может, он вспоминал о наших встречах в павильоне Любования Луной? Иногда его глаза словно затягивала туманная дымка. Наверное, он думал о том, как я лежала одна в постели и мучилась от тоски.
Он вдохнул, поднял подбородок и расправил плечи. Его пальцы лежали на последних словах, которые я написала при жизни: «Когда люди живы, они любят. Когда они умирают, они продолжают любить», и он сказал И.
— Я горжусь тем, что ты закончила эту работу.
Его пальцы гладили страницу, исписанную моими заметками, и я знала, что он все-таки услышал меня.
Наконец я была вознаграждена. Меня переполняли ликование, восторг, бурная радость.
Глядя на Жэня и И, я понимала, что они чувствуют такой же восторг и блаженство, как и я.
Несколько часов спустя И сказала:
— Кажется, пошел снег.
Она подошла к окну. Жэнь взял новую копию с нашими записями и присоединился к ней. Они вместе открыли окно. Тяжелый снег покрыл ветки блестящей пудрой, которая выглядела как чистейший белый нефрит. Жэнь издал восхищенный возглас, схватил жену в объятия, и они выбежали на улицу, где шел снегопад. Они танцевали, смеялись, падали в сугробы. Я тоже смеялась вместе с ними и радовалась их беззаботности.