Пионовая беседка

— Последний раз я видела ее в ту ужасную ночь, ког­да она ушла. Потом я увидела ее через пять недель после моей смерти, когда оказалась здесь, на Наблюдательной террасе. К тому времени вся семья вернулась в усадь­бу семьи Чэнь. Она изменилась. Она стала той женщи­ной, которую ты знаешь как свою мать. Приверженкой старых обычаев. Ей было так страшно, что она боялась выходить на улицу. Ее больше не интересовали мир слов и книги. Она потеряла способность чувствовать и выра­жать свою любовь. Твоя мать никогда не говорила о Пе­ревороте, и я не могла мысленно путешествовать вмес­те с ней в то время.

Я задумалась о том, зачем бабушка пришла сюда се­годня. Я вспомнила о безвременной смерти моих дядей, и слезы побежали по моим щекам. Бабушка взяла меня за руку. В ее глазах светилась доброта.

— Пион, моя милая девочка, если ты задашь мне воп­рос, я помогу тебе найти ответ.

— Кто я?

— Думаю, ты знаешь.

Мои дяди не нашли успокоения, потому что их не похоронили, как полагается; я не могла сдвинуться с Наблюдательной террасы, потому что на моей дощечке не была поставлена точка. Нам трем было отказано в похоронных ритуалах. Мы не можем попасть даже в ад. Слова вылетели из моего рта, и пелена тут же спала с моих глаз:

— Я — голодный дух.

Красный паланкин

Мне некуда было идти. Я была одинока.

У меня ничего не осталось. Я не могла вышивать. Долгие годы я была лишена кисти, бумаги и туши и потому ничего не писала. Я была голодна, но мне нечего было есть. Мне больше не хотелось проводить долгие скучные часы, глядя через балюстраду на зем­лю. Мне было больно смотреть на маму, потому что я знала, как сильно она страдает; мне было больно видеть отца, потому что теперь я знала, что он никогда не лю­бил меня так сильно, как мне казалось. А когда я думала о Жэне, мое сердце сжималось от боли. Я была одино­ка. Такого не должно случаться ни с одним человеком или с призраком. Никто меня не любил, и я ни к кому не была привязана. Неделями я плакала, вздыхала, крича­ла и стонала. В этом году в моем родном городе выдался особенно суровый сезон дождей.

Но постепенно я оправлялась от горя, хотя это про­исходило очень медленно. Я клала руки на балюстраду, склонялась через край и смотрела на землю. Я закрыва­ла глаза, чтобы не видеть родительский дом, и вместо этого наблюдала за работой крестьян на высадках ту­товника, принадлежащих моему отцу. Я видела, как де­вушки прядут шелковую нить. Мне было интересно подсматривать за жизнью семьи старосты деревни Гудан. Мне нравилась госпожа Цянь. Она была образо­ванной и утонченной. В прошлом ее бы вряд ли выдали за крестьянина, но после Переворота она могла счесть везением, что у нее вообще был муж и дом. Пять доче­рей приносили ей одно разочарование. Она даже не мог­ла учить их читать, потому что в будущем им все равно придется тяжело трудиться на шелкопрядильнях. У нее было мало времени для себя, но иногда поздно ночью она зажигала свечу и читала «Книгу песен». От ее про­шлой жизни осталась только эта книга. Ее переполняли желания, но у нее не было надежды их исполнить.

Впрочем, если говорить честно, она и ее семья всего лишь помогали мне забыться. Я смотрела на них, пока не потеряла терпение. Затем я сдалась своим желаниям и позволила себе перевести взгляд на дом Жэня. Я драз­нила себя, глядя то на один, то на другой образ, ласкаю­щий взор, — сливовое дерево, которое не желало цвес­ти, пионы с поникнувшими от страсти головками, лун­ный свет, сверкающий на поверхности пруда, окружен­ного лилиями. Наконец я увидела Жэня. Ему исполни­лось двадцать пять лет, но он до сих пор не женился.

Однажды утром, когда я, как обычно, совершала свой «обход», я вдруг увидела, как мать Жэня подходит к во­ротам. Она оглянулась по сторонам, чтобы убедиться в том, что рядом никого нет, а затем засунула что-то в про­ем над дверью. Проделав это, она опять стала озирать­ся. Уверенная в том, что ее никто не видит, она сложила руки вместе и три раза поклонилась четырем частям светa. Закончив ритуал, она направилась через дворы во внутренние покои. Она сгорбилась и время от времени настороженно посматривала то вправо, то влево. Очевидно, она сделала нечто такое, что должно было остаться в тайне, но ее жалкие человеческие уловки не могли ничего от меня скрыть.

Я находилась очень далеко, но все прекрасно видела. Я сощурилась, чтобы мое зрение стало острым, как вышивальная иголка. С огромного расстояния я впи­лась взглядом в то место над дверью и обнаружила там ветку папоротника. От удивления я вздрогнула и отпря­нула назад. Все знают, что папоротники используют для того, чтобы ослепить духов. Я прижала пальцы к глазам, ожидая почувствовать острую боль. Но этого не слу­чилось. Я вообще ничего не почувствовала. Собравшись с духом, я опять посмотрела на папоротник. Но и в этот раз ничего страшного не произошло. Хрупкая ветка зе­лени не могла причинить мне никакого вреда.