Пионовая беседка

Я взгромоздилась на стул, стоявший на противопо­ложной стороне комнаты. Она не двигалась, не плакала и не молилась. Она не откинула вуаль, чтобы осмотреть комнату. Она сидела совершенно спокойно, и я видела, что она следует традициям, как и полагается хорошо воспитанным девушкам из богатых семей. Ее туника была сшита из ярко-красного шелка, а вышивка на ней была такой искусной, что я сразу поняла, что невеста не сделала на ней ни одного стежка.

Открой книгу, — попыталась я еще раз. — Открой ее и убегай.

Ничего не произошло. Я встала, прошла через ком­нату и встала перед ней на колени. Наши лица разделя­ли всего несколько дюймов и плотная красная вуаль.

— Если ты останешься, то никогда не будешь счаст­лива.

По ее телу пробежала легкая дрожь.

— Иди же, — прошептала я.

Она сделала глубокий вдох, затем медленно выдохну­ла, но не двинулась с места. Я опять села на стул. С этой девушкой я была бессильна, так же как и с Жэнем.

Я слышала, как за дверью гремит музыка. Кто-то во­шел в комнату. Девушка сняла книгу с колен, положила ее на стол и вышла, чтобы встретиться со своим буду­щим мужем.

Я много раз пыталась вмешаться в ход свадебной цере­монии и последовавшего за ней пира. Но у меня ничего не вышло. Я верила, что нам с Жэнем суждено быть вме­сте. Как судьба может так жестоко ошибаться?

После пира Жэня и его жену отвели в комнату ново­брачных. Зажженные красные свечи (не менее метра в длину) отбрасывали на стены золотые отблески. Счи­талось благоприятным знаком, если они будут гореть всю ночь. Воск медленно стекал вниз, словно слезы не­весты, проводящей с мужем первую ночь. Если одна из свечей тухла — даже если это происходило по неосто­рожности, — это являлось предзнаменованием преж­девременной смерти одного или обоих супругов. Музы­ка играла очень громко, гости кричали хриплыми голо­сами. Звон тарелок пугал меня. Бой барабанов вселял в меня страх. На свадьбах и похоронах музыканты играют как можно громче, чтобы спугнуть злых духов, но я не была злым духом. Я была несчастной, обездоленной девушкой. Я оставалась рядом с Жэнем, пока не стали запускать петарды. Затем со всех сторон посыпались горящие искры. Я не могла вынести этого и потому от­прянула от Жэня и взлетела вверх.

С безопасного расстояния я наблюдала за тем, как мой поэт вздымает руки, чтобы снять головной убор и вуаль невесты, и вынимает шпильки, на которых они держались.

Тан Цзе!

От этого мне было больно вдвойне. Я рассвирепела. Много лет назад, в первый день представления оперы, она сказала, что попросит отца навести справки о Жэне. И вот она получила то, что хотела. Ах, как она будет стра­дать! Я буду преследовать ее. Ее будни наполнятся не­счастьями. В прошлом мне часто приходилось испыты­вать боль и неприкаянность, но когда я смотрела на Цзе, обнажившую свою прекрасную белую грудь, меня обу­яло свирепое и разрушительное отчаяние. Почему мать Жэня выбрала Тан Цзе? Я не знала, что толкнуло ее на это, но из всех женщин Ханчжоу, из всех женщин Ки­тая, из всех женщин мира она выбрала на роль невесты своего сына ту, видеть которую мне больнее всего. Мо­жет, поэтому Цзе была такой спокойной, когда ждала в комнате невесты? Может, зная о том, что я приду туда, она разложила вокруг себя сильные средства защиты? «Книга о дочерней почтительности» называла ревность самым страшным чувством, присущим предкам, и сей­час оно захватило меня с головой.

Жэнь стал развязывать узел на талии Цзе. Шелковая юбка скользила сквозь пальцы, которыми я так восхи­щалась. Когда мы были наедине в саду, я мечтала о том, чтобы он коснулся меня. Это было так мучительно, что я стала рвать на себе волосы и раздирать одежду. Я пла­кала от ужаса при мысли о том, что навсегда лишилась этого наслаждения, и от стыда — ведь мне придется смотреть на то, что случится дальше. Но туман не пока­зался на озере, и на землю не пролился дождь. Музы­кантам в саду не пришлось прикрывать свои инструмен­ты и бежать в укрытие. Гости не перестали шутить и смеяться. Мои слезы падали на тунику. Больше им было некуда падать.

Еще совсем недавно я мечтала о тишине, чтобы я ос­таться рядом с Жэнем. Но когда все звуки смолкли, мне стало еще хуже, потому что тишина подчеркивала и обо­стряла то, что происходило в комнате новобрачных.

Если бы я была на месте Цзе, я бы расстегнула зас­тежки на тунике Жэня. Я бы отвела руками ткань на его груди. Я бы прижалась губами к его гладкой коже. Но Цзе ничего этого не сделала. Она стояла неподвижно, как тогда, когда ей следовало читать сокровенную кни­гу. Я заглянула в ее глаза и не увидела никаких чувств. И вдруг я все поняла — недаром я жила в загробном мире. Она всегда хотела выйти замуж за Жэня, но никогда не любила его. Она думала, что умнее и красивее меня, а значит, заслуживает большего. Она победила: ей было шестнадцать лет, она была жива, она забрала то, что по праву принадлежало мне. Наконец, она получила Жэня, но не знала, что с ним делать. Более того, вряд ли она по-прежнему желала его.