Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Рузвельту хватало информации, чтобы понять, что в Токио еще не определились с окончательным выбором. Он наблюдал за колебаниями японцев между северным и южным направлениями экспансии. Президент был «прикован», обречен на временное бездействие, до тех пор, пока Япония не скажет своего слова. 1 июля 1941 г. он сказал министру внутренних дел Г. Икесу: «Японцы ведут между собой отчаянную борьбу, стараясь решить, куда им нужно прыгнуть — атаковать Россию, атаковать южные моря или сесть на забор и ожидать развития событий, относясь к нам более дружественно. Никто не знает, каким будет избранное направление, но нам страшно важно для контроля над Атлантикой сохранить мир на Тихом океане. У меня просто недостаточно военно-морских сил для того, чтобы действовать на обоих направлениях, — каждый малый эпизод в Тихом океане означает уменьшение числа кораблей в Атлантическом океане»[399]. Перед Рузвельтом по-прежнему стояло много неизвестных, и он вполне справедливо считал, что браться за решение задачи пока рановато. Вдобавок ко всему непосредственная угроза Великобритании ослабла, Гитлер, увлеченный походом на Восток, теперь, вне зависимости от развития плана «Барбаросса», не мог нанести удар по Англии раньше мая 1942 г.

Из Вашингтона пристально следили за ходом советско-германской войны. Для Рузвельта было очевидно, что фашистская победа усилит рейх настолько, что перспектива победы англо-американской коалиции станет совершенно призрачной. Худшие опасения подтверждали и многие американские стратеги, они давали СССР «один месяц, и максимум, возможно, три месяца»[400].

Нашему читателю, воспитанному на идее непобедимости русской армии, на том, что наше Отечество является если не самым сильным в военном отношении, то уж точно входит в тройку лидеров, подобное мнение американских военных образца 1941 г. покажется верхом близорукости, если не глупости. Здесь стоит остановиться немного подробнее. Большинство из нас воспитывалось в сверхдержаве с соответствующей идеологией и пропагандой. Нас приучили думать, что сильнее нашей страны нет и никогда не было. Но это не так. СССР в 1941 г. сверхдержавой не был. Более того, в мировой военной иерархии он занимал далеко не передовые позиции. Репутация русского оружия была крайне низкой — к тому были причины. За последние сто лет (к 1941 г.) Россия проиграла четыре из семи войн (крымская война, русско-японская, Первая мировая, советско-польская). С победоносными же войнами ситуация обстояла не лучше. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. велась с заведомо более слабым противником, показала неспособность значительной части русского генералитета командовать и в целом особой славы не принесла. Закончилась же она Берлинским конгрессом — позором русской дипломатии. Следующий в хронологическом порядке успешный для нашей страны военный конфликт — столкновения с японской армией на о. Хасан и р. Халхин-Гол — действительно может быть вписан золотыми буквами на скрижали отечественной боевой славы. Третья—советско-финская война, конечно, закончилась победой СССР, но ценой таких жертв, что ее скорее можно отнести к поражениям. Подведем итог: четыре позорных поражения, одна чистая победа и две победы по очкам — не впечатляющий результат. К сведению, Соединенные Штаты, фактически не имевшие военных традиций и армии, за тот же период разгромили Мексику, наголову разбили Испанию и стали одним из победителей в Первой мировой войне. Говорить об Англии или Франции в данных условиях вообще не приходится.