Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

В американских архивах сохранился интересный документ — официальный протест морского министерства Японии послу США Д. Грю: «В ночь на 31 июля 1941 г. соединения японского флота на якорной стоянке в бухте Сукумо обнаружили шум винтов, приближающийся к каналу Буиго с востока. Эсминцы охранения японского флота обнаружили (видимо, шум) и заметили два затемненных крейсера, которые исчезли в южном направлении, воспользовавшись дымовой завесой, посте того как были запрошены на принадлежность... Офицеры военно-морского флота Японии уверены, что суда были крейсерами Соединенных Штатов»[406]. Маловероятно, чтобы японские моряки ошиблись, поскольку опознать принадлежность корабля не так уж сложно. Во-первых, по силуэту, он индивидуален, и соответствующие атласы кораблей есть на каждом мостике, во-вторых, по звуку винтов — это тоже довольно легко распознаваемый признак. Итак, два американских крейсера находились у входа на якорную стоянку японского флота — подобные «казаки-разбойники» могли легко кончиться перестрелкой и даже войной. Но Рузвельт осознанно шел на риск, давая понять японской стороне, что прежде всего необходимо урегулировать отношения с США, а уж потом строить свои дальнейшие (в том числе и агрессивные) планы.

Тем временем в Токио все: император, двор, правительство и военные, затаив дыхание, наблюдали за развитием событий на западной границе Советского Союза. Действия Гитлера, который, кстати, так и не поставил своих азиатских союзников в известность о плане «Барбаросса», полностью изменили геополитическую ситуацию в мире. «Ястребы» в японском правительстве расправили крылья, казалось, вот он — тот единственный и неповторимый шанс для империи. Шанс создать «Великую азиатскую сферу сопроцветания». Те немногие, выступавшие за более умеренный курс, окончательно замолчали — в сложившихся обстоятельствах их просто не слушали. Но и апологеты экспансии не были едины, правящая элита разделилась на два крупных лагеря: сторонники северного и южного направлений. Окончательное решение оставалось за священной особой императора Хирохито.

Наиболее последовательным сторонником северного направления был министр иностранных дел Мацуока. Начиная с 15 июня, то есть еще до начала Великой Отечественной войны, он на всех заседаниях кабинета настойчиво ратовал за нападение на Советский Союз. Как мы говорили выше, Гитлер не информировал Токио о своих планах, однако это был секрет «полишинеля». «Шила в мешке не утаишь», как и не спрячешь передвижения трехмиллионной армии, тысяч танков и самолетов — начиная с мая 1941 г. весь мир ждал немецкого удара. Ждал его и Мацуока. Когда же развязка произошла и мучительное ожидание было окончено, позиция министра стала еще жестче.

24 июня 1941 г. на 32-м заседании координационного комитета японского правительства и ставки он заявил: «Когда Германия победит и завладеет Советским Союзом, мы не сможем воспользоваться плодами победы, ничего не сделав для нее. Мы должны либо пролить кровь, либо прибегнуть к дипломатии. Лучше пролить кровь. Вопрос в том, чего пожелает Япония, когда с Советским Союзом будет покончено. Неужели мы не вступим в войну, когда войска противника в Сибири будут переброшены на запад?»

На следующем заседании он развил свою позицию: «Если мы быстро нападем на Советы, Соединенные Штаты не выступят. США не смогут помочь России по одной той причине, что они ненавидят Советский Союз. В общем, Соединенные Штаты не вступят в войну. Надо нанести удар сначала на севере, а затем уже идти на юг. Если мы пойдем вначале на юг, нам придется воевать с Британией и Соединенными Штатами... Если мы будем ждать и наблюдать за развитием событий, как это предлагается в проекте Верховного командования, мы будем окружены Британией, Соединенными Штатами и Россией. Мы должны двинуться на север и дойти до Иркутска. Я думаю, что, если мы пройдем даже половину этого пути, наши действия смогут повлиять на Чан Кайши, подтолкнув его к заключению мира с Японией»[407].