Пёрышко

Но, как ни трудно было сосредоточиться, все же наблюдал за своими дружинниками. Неужто, один из них предатель? Неужто кто-то мог поднять руку на княжича. По всему выходило так. Кто? Мстислава и Третьяка знаю всю свою жизнь. Люди они - семейные. Мстислав спокойный, рассудительный. Случайно попасть к заговорщикам против князя своего точно не мог. А обиды на князя никакой не имеет. Третьяк - хоть и балагур, весельчак, себе на уме. Но на подлость не способен. Волк - этот, хоть и не дурак, но и хитростью, коварством не блещет - простодушен слишком. Не смог бы план в голове своей выносить. Братья? Эти молоды слишком. Да и вдвоем они везде, а, как известно, что знают двое - знает весь свет. Уже прокололись бы. Кто же? Ярополк в жене души не чает, не стал бы семьей рисковать. Бажен здесь, а жена с ребенком и стариками - там в Муроме, на виду у князя. Оставить их там, чтобы здесь княжича убить? Нет, невозможно. Да и зачем ему? Непонятно. Все к Милораду сводилось. Молод, горяч, жена у него родами померла, да он не сильно-то и горевал. Все знали, что отец у него - крепкий крестьянин. Женил его против воли. Жена - дочкой купеческой была. Он - парень красивый, видный, полюбила она его. Отцы и сговорились, а Милорада самого и не спросили. Терпел он. Не слышал никогда, чтобы жену обижал. После смерти ее так один и живет. Была в нем обида на семью на отца, на тестя, может, на этом заговорщики сыграли. Как только? 

Често признавался себе, что обвинить Милорада по душе мне было. К Ясне он неравнодушен, вон, признавался даже. Да и, конечно, маска эта в его седельную сумку засунутая - это уже прямое доказательство. А отпираться и убеждать в своей невиновности - любой будет. Милорад все-таки? Но что-то, какое-то чувство, не давало прямо обвинить его. Наблюдал за ним и видел, что сейчас он об одном только думает - о жене моей. И, как бы ни хотелось вывести его на чистую воду, понимал, влюбленный - что дурак, проколется рано или поздно. 

Воины спать стали готовиться. А нам с Ясной как же быть? Понятно же, что к ней лучше не приближаться совсем, иначе, вспыхну, как спичка, и на глазах своих дружинников к жене приставать буду. Но и отпускать ее далеко от себя не хотел. Защищать, согревать, заботиться о ней - вот чего сердце желало. Поднялся и я из-за костра. Позвал ее. Неподалеку покрывало расстелил, под него веток, заранее приготовленных, подложил. Распорядился о дежурстве. Сам, как всегда, на утро. 

- Богдан, я Бажену отвару дам и вернусь.

Кивнул ей, что тут возражать, для этого и взял ее с собой. Пока постель нам устраивал, слышал, о чем беседуют.

- Ясна, надоел отвар твой - горький! Может, хватит уже? Мне же лучше стало!

- Пей, Бажен, не капризничай, что ты, как ребенок малый!

- Тогда Милораду тоже налей - пусть помучается, он же тоже раненый!

***

Как поступить? Позвать Милорада и налить ему отвара? А что, как Богдан снова злиться станет? Не давать? Жалко, раненый все-таки. Но он же сам меня лечить взял, значит лечить и должна!

- Милорад! Иди, отвара тебе налью.

Подошел. Молча стоял рядом и на меня смотрел. Да так обиженно, расстроено, что жаль его было. Неужто и, правда, полюбил меня? 

- Ясна, поговорить хочу!

- Нет, Милорад, пей отвар, и я пойду.

Одним глотком осушил плошку с горьким настоем. И пошел к своему месту. А я к Богдану вернулась.

Слышал, конечно, все слышал. Вон, отвернулся в другую от костра сторону, на самый край постели отодвинулся. Села рядом, стала косу переплетать. Темно в лесу как! И тихо - ни птица не крикнет, ни ветка не скрипнет! А ведь завтра уже в Изборске будем. Потом и обратный путь. А если Бажен выздоровеет и Богдан меня к бабушке вернет? Вдруг откажется к себе забрать? Вон он какой переменчивый! Да, и не любит меня - и Мира и даже Милорад так сказали. Гнала от себя эти мысли, да только, как мухи назойливые они вновь в голову лезли.

Легла рядом с ним. Повернулась лицом к его спине. В отблесках пламени костра хорошо видно тело его - голова черноволосая, плечи широкие, рубахой обтянутые. Жаль, ручья поблизости никакого нет - а-то рубаху, ту, что кровью испачкана, постирала бы - засохнет, не ототрешь! Богдан ее переодел да в сумку седельную положил. Как же хочется прижаться к спине его! Теплом его согреться! Запах его вдохнуть! Может быть, недолго мне быть с ним. Сердце неладное чувствует! Так хоть надышаться милым своим! Отбросила сомненья свои и легла, как можно ближе к Богдану. Прижалась тесно-тесно, рукой за талию обхватила. Лицом в спину уткнулась и жду, когда прогонять будет.