Пёс

— Нет, — ответила Кристина. Потом вспомнила. — А, он же звонил, сказал, что кто-то приедет его вещи забрать.

— Когда звонил? Какие вещи? Он у тебя вещи свои хранит?

— Часа два назад. Он оставил какой-то мешок недавно.

— Ты смотрела, что там?

— Нет.

— Может, ограбил кого?

— Я не знаю, — сказала Кристина. — Это не моё дело. У меня своя жизнь. И сейчас у меня проблемы.

— Так, что он сказал? — спросил Герман.

— Когда?

— Когда звонил. Что он сказал?

— Ну ничего. Что кто-то сегодня приедет и заберёт его вещи. И всё.

— Совсем всё?

— Да, он сказал, что ему пора идти.

— Может, он покончил с собой?

— Это ещё с чего? — удивилась Кристина.

— Мало ли. Работа нервная. Такое бывает. Один мой знакомый вот всё шутил, смеялся, а потом повесился.

— Вряд ли, — сказала Кристина.

— В общем, если он появится, пусть сразу со мной свяжется. Хотя я ему сообщение оставил. Но, может, он телефон проебал. Не знаю.

— Я поняла, — сказала Кристина. — Герман.

— Чего?

— Я, наверно, скоро уеду.

— Зачем?

— Я заболела. Придётся бросить работу.

Герман молчал. Казалось, он её не слушал. Потом сказал:

— Ага. Ладно. Ты к врачу лучше сходи. Варенья поешь. Чего там ещё?

— Ничего, — сказала Кристина и нажала отбой.

Нужно будет сменить номер. Никому до неё нет дела. Уроды. Какое варенье? Кристина кинула телефон на кровать. Вообще-то, по-хорошему, следовало бы предупредить Германа и остальных, чтобы сходили срочно сдали анализы. Но после этого её, скорей всего, просто убьют. Или посадят. Хотя она ни в чём не виновата. Никто их сюда силой не тащил.

В дверь позвонили. Кристина посмотрела на часы. Начало двенадцатого. За окном уже стемнело. Она не хотела открывать. Но надо было поскорее избавиться от чужих вещей и многих своих, чтобы быстро и спокойно сменить квартиру.

Кристина открыла. На пороге стоял бледный, тощий небритый мужик с ввалившимися красными глазами. Он был похож на смертельно больного человека. Кристине стало жутко.

— Вы за вещами? — спросила она.

Мужик неуверенно пожал плечами. Он странно таращился на Кристину. Потом сказал, медленно подбирая слова:

— Мой знакомый. Кое-что оставил здесь.

— Ну да, я знаю. Вещи. Он меня предупредил, что вы зайдёте, забрать. Правильно?

— Да. Но я что-то не ожидал…

— Слушайте, — сказала Кристина. — Забирайте и уходите. Мне некогда.

Бобровский зашёл в квартиру. Неприятного запаха не было. Всё как-то странно складывалось. Он думал, тут будет какой-нибудь заброшенный дом под снос, с пустыми квартирами. Но дом оказался жилой. И встретила его баба, которую он видел у Вити Телегина.

— Мешок в кладовке, — сказала Кристина. — Забирайте сами.

Бобровский открыл дверь и зажёг свет. Баул стоял в углу. Он подтащил его к себе. Не очень тяжёлый.

— А Витя в курсе всего этого? — спросил Бобровский.

— Какой ещё Витя? В курсе чего? Я ничего не понимаю.

— Витя Телегин. Мы с вами виделись у него в офисе.

— Разве? Это в промзоне, что ли?

Она присмотрелась. И удивилась.

— Надо же, точно! Я вспомнила.

Бобровский вытащил баул и поставил перед собой.

— Так что?

— Что?

— Он знает?

— О чем знает? — спросила Кристина.

«Ебанутый», — подумала она.

— Про это. — Бобровский шевельнул баул.

— Он тут вообще причём?

— Не знаю. Вот и спрашиваю.

— Слушайте, — сказала Кристина. — Я очень устала. Уходите, пожалуйста.

— А вы?

— Я?

— Знаете, что здесь?

— Приблизительно, — ответила Кристина. — Сашины вещи. Если это что-то ворованное, если он ограбил кого, меня это не интересует. Он попросил у себя подержать, я сделала. На этом всё. Я вообще уезжаю скоро. И до всех вас, мудаков, мне не будет уже никакого дела. Хоть провалитесь вы. И Саша, и Герман, и вы.

Бобровскому показалось, что она сейчас расплачется. Он потащил баул к выходу. Тот чуть слышно шуршал.

— Извините, — сказал Бобровский. — Что расстроил вас.

— Ладно, ничего.

— В этом мешке моя жена.

— Что? — сказала Кристина.

— Моя мёртвая жена, — ответил Бобровский и выволок баул за дверь.

33

Настя была похожа на сломанную куклу. Бобровский осторожно вытащил её из баула и положил в гроб. Закрыл крышку и выбрался из могилы. Немного отдышался. Сил осталось мало. Хотелось лечь на краю ямы и уснуть. Он решил, что так и поступит. Но сначала закончит своё дело. Бобровский стал сгребать землю руками и сбрасывать в могилу. Она с легким стуком падала на крышку гроба. Земля пахла землёй. А от Насти не было никакого запаха.

По парку проехал велосипедист, освещая дорогу светодиодным фонариком. Потом где-то наверху, в ветвях, прочирикала ночная птица. Бобровский снова вспомнил, как в разрушенном городе разгребал кирпичный завал, из-под которого торчала голая грязная ступня. И приговаривал: «Раз — кирпич, два — кирпич, три — кирпич». Кажется, разгребать было легче, чем закапывать. Кто-то его окликнул. Потом оттащил за шиворот. Витя Телегин. Он не дал Бобровскому закончить. Несколько раз несильно дал по морде, потом увёл в палатку и стал поить водкой из фляжки. У водки был привкус керосина.

— Давай раскопаем, — сказал Бобровский.

— У тебя крыша едет, сука, — ответил Телегин. — Ещё раз туда сунешься, я тебя застрелю.

— Это женщина. Там краешек халата.