Элен вышла ему навстречу ослепительно прекрасная, как и всегда. В белом кружевном платье с глубоким декольте, с распущенными волосами и глазами, полными призывной ласки, она напоминала Гектору самых дорогих шлюх Беллы Лит. Они тоже работали на контрастах, с одной стороны подчеркивая показную, наигранную невинность, а с другой – всячески показывая собственную порочность и желание угодить клиенту.
– Здравствуй, – произнесла актриса глубоким чувственным голосом и подошла ближе, покачивая бедрами. – Ты…
– Я, – усмехнулся Дайд, не дав Элен договорить, наклонился и поцеловал ее.
Она снова приторно-сладко пахла – как кондитерский магазин, полный цветов, – и у Гектора сразу заболела голова. Защитник, скорее бы все это закончилось! Вернуться бы в Тиль и лечь спать, открыв окно нараспашку.
– Соскучилась? – спросил дознаватель игриво, поглаживая Элен по спине и дразняще опуская ладони чуть ниже положенного. – Я – очень.
– И я, – прошептала женщина, прижавшись крепче. – Пойдем наверх?
– А что у нас наверху?
– Спальня.
– Я бы сначала поел, – сказал Гектор, почти не соврав – голоден он был демонски.
– Вот там и поедим заодно. – Элен улыбнулась, и глаза ее торжествующе сверкнули. – Пойдем.
Поднимаясь наверх, Дайд рассматривал окружающую обстановку и вынужден был признать: Асириус не пожалел денег, устраивая Элен в столице. Формально по документам все принадлежало ей и покупала она сама, но этого не могло быть – у провинциальной актрисы из обычной небогатой семьи не хватило бы денег на подобный дом. Двухэтажный, с большой прихожей и мраморной лестницей, застеленной алым ковром, с позолоченными светильниками под потолком и на стенах, он сам напоминал театральную декорацию. Даже шторы на окнах были похожи на занавес.
Элен распахнула дверь, ведущую в спальню, и Гектор с трудом удержал себя от порыва зажать нос. Все здесь оказалось заставлено цветами – видимо, актриса привозила сюда подаренные поклонниками букеты, – не спальня, а практически оранжерея. И запах стоял соответствующий.
– Как ты тут спишь? – поинтересовался Дайд, оглядываясь. В подобном цветнике он с трудом разглядел кровать, гардероб, зеркало и журнальный столик. – Задохнуться же можно.
– Мне нравится аромат цветов, – сказала Элен с улыбкой, но Гектор уловил в ее голосе напряжение. – Наверное, я привыкла. Но если тебе не нравится, можно перейти в другую спальню, гостевую. Она рядом.
– Можно, – согласился Гектор, кивнув и изучая выражение лица Элен.
– Только давай сначала хотя бы что-то съедим, а потом будем перемещаться, – предложила она, на мгновение опустив глаза. – Не хочется тащить с собой все приготовленное. И кстати… Вино будешь?
– Вино? – Гектор улыбнулся подобной бесхитростности. Все-таки шпионка из Элен не вышла бы. Да и убийца слишком уж прямолинейная. – Да, пожалуй, буду. Я люблю хорошее вино, а ты?
– Кто же не любит хорошее вино? – Она игриво тряхнула волосами и потянулась к журнальному столику, где стояли бутылка вина, два бокала и блюдо, накрытое металлической крышкой.
– Император, – ответил Гектор честно, и Элен на мгновение застыла, глядя на него с непониманием. – Его величество равнодушен к алкоголю, – пояснил Дайд, и актриса, рассмеявшись с облегчением, начала разливать вино по бокалам. Дознаватель внимательно следил за ее движениями, но ничего подозрительного в них не было. Элен разливала вино демонстративно, встав так, чтобы он мог все видеть.
– Ты хорошо знаешь его вкусы и привычки, да? – Она подошла ближе и протянула Гектору наполненный бокал.
– Неплохо. – Он поднес вино ближе к носу и осторожно понюхал его. И несмотря на то, что запах от расставленных в комнате цветов забивал почти все, тем не менее учуял тонкий аромат жженого сахара. Усмехнувшись, Гектор опустил руку и поинтересовался, не отрывая взгляда от слегка побледневшей Элен: – Ты когда-нибудь видела на улице слепых в сопровождении собак-поводырей?
– Конечно, – ответила она, удивившись. – А…
– Как думаешь, что нужно сделать, чтобы слепой не нашел нужную дорогу, заблудился?
Элен сглотнула.
– Н-не знаю… А почему ты…
– Убить его пса, – сказал Гектор невозмутимо. – Это очень простая загадка, Элли. Ты ведь знаешь, как меня называют, да?
Она молчала, постепенно бледнея сильнее.