— А ну, Гидди, отвесь этому тупице пару ударов, — мужчина обратился к молодому, забрал у него фонарь и поднял над головой, в предвкушении расправы над любопытным чужаком.
Парень успел лишь замахнуться обойдя одноколейник, но получил сначала удар тростью в бедро, а потом кулак чужака влетел в скулу, парень охнув, рухнул на землю. Трость Кинта разделилась, и трехгранный клинок коснулся щеки мужчины, который успел лишь потянуть руку к кобуре…
— Уши лишние? — тихо спросил Кинт и быстро оглянулся по сторонам.
В свете фонаря, что мужчина так и держал над головой, глаза Кинта были будто звериные, отражая желтый свет масляной лампы.
— Я… я… я из городской жандармерии, — все же выдавил из себя мужчина, — ты совершил преступление напав на меня и моего сына…
— Да неужели! — оскалился Кинт, сунул под нос городовому свой жетон инспектора секретариата безопасности и рявкнул, — сгниешь на каторге! Оба сгниете! Где? Где ты взял этот транспорт, мешок с дерьмом!
Городовому стало не до ощущения холодного металла на щеке, он уже мысленно перенесся далеко на север, в угольные шахты и представил, как до скончания своих дней, будет махать киркой, заходиться кашлем и плеваться кровью.
— Ну, отвечай! — Кинт отошел от городового, присел на сиденье одноколейника и, убрав жетон в карман, собрал трость.
— Полевое управление… мастер-инспектор Джевашима оставил его здесь на хранение.
— Замечательно, а сам он где? — Кинт тростью указал поднявшемуся парню встать рядом с отцом.
— Он приезжает раз в неделю, да! Как раз сегодня ночью, прибывает дирижабль из Джевашима, мы и выкатили одноколейник для него… — пробубнил парень и покосился на отца, а тот часто закивал в подтверждение и добавил, — но этот одноколейник был конфискован у преступника…
— Вот как? Почему же он не был передан в имперское транспортное управление при городском совете, а стоит около вашего дома? Так что, преступников, и врагов империи я вижу перед собой!
— Но мы не знали, господин инспектор… — городового уже потряхивало, — что с нами теперь будет, господин инспектор? Накажите только меня, сын ни при чем…
— Ни при чем, — Кинт задумался, похлопывая рукоятью трости себе по ладони и строго посмотрел на парня, потом на его отца, — я подумаю, как с вами поступить, а пока, пока держать язык за зубами!
— Так есть, господин инспектор! — почти хором ответили отец с сыном, а потом отец спросил, — я опущу фонарь? Рука совсем затекла…
Кинт кивнул, городовой опустил фонарь на землю.
— Сделаете так, как я скажу, и возможно, я забуду об этом недоразумении, — Кинт поднялся и оперся на трость руками, покачиваясь на пятках и заглядывая собеседникам в глаза.
— Конечно, конечно, это недоразумение, мы сделаем, как вы скажете… — затараторил городовой.
Ориентируясь на колокольню ратуши и подсвеченный яркими лампами большой циферблат на ней, Кинт через час вышел к городской площади, а спустя еще полчаса, вошел в калитку дворика, на скрип которой из цоколя двухэтажного дома появился Чекар. Старик держал одну руку за спиной, а второй направил отражатель фонаря в сторону Кинта.
— Между прочим, господин капитан, вы должны были предупредить, что не будете завтракать, обедать и ужинать! Чего переводить продукты? — Чекар сунул за пояс револьвер.
— Простите Чекар, так получилось, — Кинт улыбнулся и виновато пожал плечами, — может быть, что-то еще осталось от ужина? Я очень проголодался…
Чекар подошел ближе, внимательно осмотрел Кинта и сказал:
— Я подогрею, но в комнату не подам, поздно уже, поужинаете на кухне, в цоколе.
— Составите компанию?
— Молодой человек, — вздохнул Чекар, — за последние несколько лет, таких как вы, побывало квартирантами этого дома очень много… я просто служу здесь управляющим, становиться для кого-то сначала собеседником, затем приятелем — извольте, у меня уже слабое сердце, чтобы потом переживать за каждого…
— Согласен… что ж, мне надо передать для Сарта срочное сообщение.
— Говорите мне, что нужно передать, не переживайте, запомню слово в слово, но сначала согрею вам ужин, а потом отправлюсь к Сарту.
— Тогда пойдемте, — Кинт подошел к ступенькам, ведущим в цоколь и, сбежал по ним вниз.
Поужинал Кинт в одиночестве, если не считать угрюмого парня, который сидел за панелью эфирного телеграфа в углу цоколя и изредка косился в сторону Кинта. Половина жареной курицы с лепешкой утолили полуночный голод, а стакан крепкого чая взбодрил…
— Вообще, уставами внутренней службы не принято такое поведение, — пробубнил парень, не отвлекаясь от телеграфа.
Узкие скулы, длинные тонкие пальцы, осанка… парень явно из аристократов.
— Извини, если помешал, — Кинт допил чай, и его внимание привлек стеллаж у стены со всяким стреляющим и несущим смерть, — а ты что, сидишь за этой машиной бессменно?
— Нет, есть определенное время чистого эфира, и тогда начинается работа, иногда Чекар помогает, а в целом да, я как офицер связи секретариата безопасности отвечаю за своевременные сеансы… и попрошу обращаться ко мне на вы, мы с вами в одном звании!