«Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

Эдак ведь всех ущербных вылечить можно.

Граф-то, bien sûr, о перспективах не думал, а всё равно — золотой же человек. Платиновый. Посмотришь, как у Хтоя Глотки от содержимого сумки лицо покорёжило, и сразу становится ясно, что в этой жизни побеждает — умение резать по горлу с закорючкой или полёт фантазии.

— Это лучше колоть, мне сказали. Шприцы-то раздобыть сможешь? И не перебей мне в дороге ценнейшее invention scientifique. Ампула на человека, всего около сотни.

— Сто человек… — лицо Хтоя Глотки вдруг треснуло совершенно дикой ухмылкой. — Я знаю такие сто человек, которые росов и без патронов, и без снарядов бы положили. Если мы их обратно достанем… — И он, не зная, как лучше выразить светлые чувства, поднял на Гныщевича лицо и протянул по-росски руку.

Но никто из его соратников не возмутился.

Ту руку пожав и оставив обалдевших от счастья тавров трясти лапник, Гныщевич направился обратно к «Метели», поскрипывая свежим снежком. Морозило, конечно, жутко. Сведения о недовольных звучали, конечно, обидно. Ведь не сволочи ли? Им свободу суёшь, кушай да радуйся, а они возмущаются, что бумажку с прошением некуда поднести. Притом что есть куда, бедного Стошева завалили.

Но на обиженных воду возят в самом удачном случае, а обычно вместо воды обнаруживаются всяческие фекалии. По какому поводу нужно не ныть, а проводить беседы с умниками из мыловаренного склада. Наверняка ж они просто болтуны.

Хтой Глотка зато молчалив. Гныщевич напряг заиндевевшее лицо, улыбнулся «Метели» и с сожалением отметил, что по двери её уже пополз ледок. Уж конечно, созерцать, как эдакая скромная по таврским меркам, но всё равно махина трясётся при виде подарочка, заготовленного на случай его хорошего поведения, приятно. А le comportement оказалось вполне bien и даже bon. Сам догадался проявить благодарность.

Обратно по снегу «Метель» шла со стоном, но ходко, а город издалека выглядел мирным и совсем тёмным — только звёздочки казарменных окон и светятся, да желтоватое марево сверху. Как чашка хорошего горячего супа.

Хотя простое росское слово «спасибо» Хтой Глотка так и не сказал.

Ну да гад — он и есть гад.

Глава 51. Симптомы болезни

— Благодарю, что согласились заняться этим расследованием со мной. Спасибо.

Плеть покосился на собеседника с любопытством. Мальвин не только хранил подчёркнутую вежливость, но и полагал, что за исполнение своего дела следует благодарить. Эта благодарность была как росчерк под документом, а под каждым документом должен стоять росчерк.

Росчерком шли они по Петербергу. Росчерком загорались фонари, отделяя сегодня от завтра.

Плеть и Мальвин заканчивали обход отрядов в гражданском, пытавшихся подметить недовольных. В последние дни Петерберг зафыркал недовольством, и на месте одного спасённого самозванца, называвшего себя членом Революционного Комитета, прыщами вскочили ещё четыре. Велели наливать им в кабаках в счёт городского бюджета, на чём и попались. Самозванцев в кабаках встретили прохладно, а затем Плеть своими глазами увидел листовку, гласившую: переворот ни к чему не привёл, пусть молокососы пустят к управлению городом людей опытных и разумных.

Революционный Комитет в ответ на это почесал в затылках и собрался на первое своё совещание. На первую встречу, которую назвали совещанием. Раньше встречались сами собой, без названий, а теперь вдруг потребовалось.

После расстрела многие ресурсы были отчуждены в пользу города. Состояния аристократов, банковские активы европейских предприятий, партии товаров, не успевшие выехать прочь. Вслед за Коленвалом и Приблевым Плеть заинтересовался подсчётами. И изумился.

Петерберг был богат.

Даже если не принимать в расчёт осиротевшие заводы, ставшие собственностью Союза Промышленников, а не города. Хватало товаров, хватало денег.

Не хватало только еды. Откуда браться еде в зажатом казармами городе? Объезд ближайших деревень и поселений показал, что там имеются достаточные запасы, но переместить их в Петерберг все разом было бы затруднительно. Негде хранить, не справимся с переработкой. А это означало, что для самостоятельной жизни следовало бы вернуться к прежней модели обеспечения, а проезд, соответственно, снова приоткрыть.

«Исключено, — качал головой хэр Ройш. — Золотце сообщает, что Четвёртый Патриархат за нами шпионит. Не все из присутствующих знали? Прошу прощения. Слухи о нашем положении наконец добрались до Столицы почти в полной мере, притом что мы старались поддерживать закрытый режим».

«Так может, и шут с ним, с режимом? Ведь не работает», — махнул рукой Драмин.

«Полагаете? С расстрела Городского совета прошло больше месяца, а Столица по-прежнему не предприняла меры и даже не созрела до внятной артикуляции необходимости оных. Я полагаю, что лучший способ сдерживать ситуацию — сохранять её».